Читать книгу "Наказать беспредельщиков - Алексей Наст"

— Нет! — истерично вскрикнула Ивонская. Если она опять по своей дурости свяжется с Оргунковым, злодеи ее не помилуют, не обойдутся пинками, порвут на части за своего главаря. Оргунков — это смерть! И так жизнь пошла наперекосяк из-за его уродов. Им, ментам, что — передадут дело в суд и руки умоют, будут в стороне, а она — «в бороне»…

Ася посмотрела вверх — на балконе Ивонской стоял спесивый мужик с оттопыренной нижней губой. Ася непроизвольно улыбнулась — ее умерший дед, когда ругал мужиков, говорил: «конь с яйцами». Вот этот, на балконе, был «конь с яйцами». Не стоится ему, бесится, переминается, жует что-то. Конь…

Посмотрев с веселым и злым прищуром на Ивонскую, Ася сказала:

— Нет, значит, нет.

Покинув Ивонскую, тут же юркнувшую в подъезд, Ася подошла к задумчивым оперативникам — они с сомнением смотрели на безжизненные внутренности уазика.

— Пойдем, Коростылев, пешочком.

— А я? — растерянно спросил Сикорский.

— Ты работай, — приказал Коростылев. — Чини.

Ася с Коростылевым потопали по тротуару вдоль домов. Коростылев закурил.

— Не удалось склонить тетеньку к сотрудничеству?

Ася не удостоила его ответом — вопрос был риторический. Итак, Ивонская для следствия — пустое место. Можно забыть о происшествии в «Приречном». Оставалось ждать вестей от Миши. Стеклов своими признаниями выпросил себе место в камере предварительного заключения. Его причастность к смерти Сурокова вызывала в душе Аси усмешку. Она все более склонялась к мысли, что всему головой здесь его супруга Лена. Она мстит за свою поруганную честь. Хотя вариант, что Лена уговорила мужа замочить отморозка Сурокова, все-таки был. Каким бы ни был ничтожным Стеклов — он мужчина.

Ася остановилась и вздохнула. До остановки автобуса было еще очень далеко. Неудобный район.

Коростылев покорно стоял, покуривая и помалкивая, не мешая мыслительному процессу шефа. Ася же все более уверялась в том, что для успешного продвижения расследования требовалось в первую очередь найти Лену Стеклову, где бы она ни была.

— Коля.

— Я.

— Я тебе уже говорила, что надо поискать Лену Стеклову, так вот, это надо сделать, отложив все другие дела. Есть информация, что ее нет в городе, но чем черт не шутит.

— Поищем.

— Хороший ты парень.

— А то.

Коростылев ухмыльнулся. Выбросив окурок, он извлек из нагрудного кармана рубашки мятую упаковку жевательных резинок.

— Будешь? — протянул Асе одну пластинку. Ася взяла, сорвала серебристую фольгу, положила жвачку в рот, ощутив мятное жжение.

— Коростылев, суперхорошим быть не стоит!

— Ты думаешь?

— Уверена. Шагай в управление и займись делами. За жвачку — спасибо!

— Ты в управление не пойдешь, как я понял.

— Надо кой-куда пробежаться…

Глава 16

Неудачную охоту на Стеклову Заноза переживал бурно и театрально — выпив две полные рюмки водки, сидя за журнальным столиком в Мишиной квартире, он жмурился и пускал пузыри из слюней по краям губ:

— Из рук ушла! Испарилась! Ведьма!

— Не суетись. Раз она в городе — найдем. — Миша медленно жевал хлеб, смоченный в соусе от салата из помидоров со сметаной, а сам обдумывал, где бы выследить Лену Стеклову. Подумав и представив гнев Голубой Молнии, Миша, усмехнувшись, сказал Занозе: — Надо Асе рассказать, что Стеклова в городе.

— Зачем? — удивился Заноза.

— Они быстрее поймают.

— Нам это зачем? — еще больше удивился Заноза. — Сами поймаем. Молнии нужен человек, что наших мочил, и мы его приведем. То есть ее приведем. Человека… Что-то я путаюсь… О, сами поймаем и сами приведем. Сами! Нам велено — мы и приведем! Без всяких ментов!

— Ты уверен, что Стеклова убивала?

— У нее самая большая заинтересованность. Кому, кроме нее? — Вопрос показался Занозе риторическим. Он наполнил водкой рюмки до краев, нетерпеливо сглотнул обильную слюну в предвкушении новой порции алкоголя.

Миша свою рюмку отставил в сторону.

— Не хочешь пить со мной? Как хочешь, — не обиделся Заноза и, залпом выпив водку, тут же стал жадно пожирать салат, хлеб, нарезанный пластами сыр, куски копченой курятины.

— Не лезет в меня больше в такую духоту, — расслабленно откинулся в кресле Миша.

— Хлипкий ты, Миша, а еще полицай!

— Но-но. — Миша построжал. Не любил он этих инсинуаций с названиями. Были милиционеры, стали полицейскими, но, как было народное название стражей порядка при СССР «менты», так и теперь новые полицейские остались теми же ментами.

— Хе-хе. Не нравится? Ладно, не полицай, мент.

— Бывший, — на всякий случай уточнил Миша. Гарик Заноза и пьяным мог плести гнилые интриги, с ним требовалось всегда оставаться начеку.

Гарик отмахнулся от уточнения, как от назойливой мухи.

— Мент он всегда мент, независимо, бывший он или действующий. Так вот, я знаю, что у ментов глотки луженые. Как и у хирургов.

— Думаешь, легко в человеческом дерьме копаться?

— Ты про кого так, про ментов или хирургов? Хе-хе-хе, — пьяно заржал Заноза.

— Про тех и других. Не захочешь, а после всего выпьешь, чтобы мозг расслабился… И нечего все валить без оглядки на Стеклову, надо еще подумать. Вы много народу в городе обидели.

— Оби-и-и-дели! Какое твое собачье дело?! Надо всю эту мразь в кулаке держать! Вот так! — Гарик показал свой хлипкий кулак. — Строгость.

— Ты твердишь — Стеклова, Стеклова. А доказательства у тебя есть?

— Я не мент. Мне этой хрени, доказательств твоих, не требуется. Кроме нее, суки, некому…

— Приведешь ты ее к Молнии, а дальше? — Миша хотел убедить Занозу, что ему не стоит так усердствовать в поисках Стекловой.

— По фигу. Он нам сказал — мы привели, — упорствовал Заноза.

— Хорошо. Согласен с тобой. Но ты ее приведешь, а потом опять замочат кого-нибудь из наших.

— Каких «наших»? Ты, Миша, еще не наш. Ты еще в подвешенном состоянии. Тебе еще доказать требуется, что ты годишься стать нашим!

— Хорошо. Ты к словам не цепляйся. Замочат кого из людей Молнии, что он тебе тогда скажет?

Заноза пьяно усмехнулся, безбоязненно махнул рукой:

— По барабану!

— Конечно, тебе будет по барабану — замочат-то тебя.

Гарик мгновенно протрезвел — в мутных глазах появилась мысль.

— Чё порешь?

— Испугался? — расплылся в улыбке Миша. — Хочу тебе доказать, что со Стекловой не все ясно. А ты твердишь свое. Стеклова, Стеклова.