Читать книгу "Там, где нас не ждут - Юрий Москаленко"

Вот показалась плита — ого, ширина метра четыре, недурно… собачка почти посередине и морда нестрашная, на монстрика совершенно не похожа. Так, пока видно, надо глянуть на подарки: собачке, надеюсь, все равно, а мне приятно будет. Сверток большой, мясом жареным со специями пахнет, точнее, хорошим шашлыком… потрогал — еще теплый. Разворачиваю. Амм, какая вкуснятина! Я даже не заметил, как рука сама, без команды, схватила кусок и отправила в рот.

«Ты что творишь — а вдруг отравлено?!»

Подумал, пожевал… да нет, не похоже. Забрался на каменное основание, прошелся вокруг собачки: какая-то она… грустная такая!

«Никто тебя не любит, никто не приласкает и к сердцу не прижмет!» — пришла из ниоткуда мысль вместе со строчкой из песни, и так мне захотелось пожалеть собачку, что взял из пакета два куска мяса, один запихнул себе в рот, а второй протянул ей прямо под нос, другой рукой нежно гладя по каменной голове и приговаривая с набитым ртом:

— Бедненькая моя, на, поешь…

Оглянулся — вокруг темно, ничего не видно, блин, и уши собачки мешают ее гладить: торчат тут, каменные… а шерсточка стала мягкой, податливой — ты смотри, какая умница: и мясо берет аккуратно, и язык у нее мокрый, шершавенький, и ушки прижимает, прелесть какая…

«Ты в своем уме?!»

Я поднес правую руку к глазам — куска мяса не было. Посмотрел на собаку и чуть не подавился. Передо мной сидел, виляя во все стороны хвостом, пес, голова чуть ниже моей. Шершавый язык лизнул меня в нос, я отстранился резко, сев на задницу. Псина, подставив голову, терлась ею о руку.

— Нифигасе!..

Кулон на животе сильно жегся, терпеть становилось все труднее: я еле сдерживался, чтобы не застонать.

А непростая собачка, раз кулон так реагирует… Конечно, непростая, была каменная, а теперь живая, что тут необычного?

А собачка начала сначала вынюхивать, а потом облизывать мою правую руку. «Откусит!.. — испугался я. — Стоп, у нас же подарки от доброго старика, а там — мясо». При упоминании о мясе желудок буквально взвыл голодным бизоном. Но я же только недавно курицу вместе с костями умолол, с хлебом, как та мясорубка. Нагнулся, подцепил правой рукой сверток, подтянул — а мяса-то много. Подкрепимся!

Один кусок себе, два — собачке, один — себе, три — собачке… Конечно: я ведь жую, а эта бессовестная скотина глотает не прожевывая.

— Эй, блохастый, прожевывать надо, желудок побереги.

Не спеша прикончили мясо. И кто ты, такой красивый? Пес улегся рядом, положив голову мне на ногу, я легонько перебирал пальцами шерсть и думал.

Что это? Моя галлюцинация или реальный образ, заключенный в камень? Как перешел из каменного забвения в живое состояние? Кто он, вообще! И молчит, гад, ни черта не говорит, а я спрашивал. Спокойно с ним, легко на душе, ничего не беспокоит, совсем.

— Эй, песик, ты как — тебе спать не пора? А то меня уже вырубает. Надо укладываться.

Плита светилась мягким зеленоватым оттенком, слегка освещая все вокруг. Уходить не хотелось. Кулон на моем животе успокоился, жжение пропало.

— Ладно, пес: ты классный, но мне пора.

Поднялся, потрепал барбоса по голове, спрыгнул с постамента. А это что за железки старик оставил? Ну-ка… не понял — пустые ножны?.. Пять длинных и три коротких. Бред! Еще мешочек, маленький и тяжеленький. Забираю все в мешок. Все, домой!

День девятый

Как к себе добрался, не помню: на автомате, наверное. Утром очнулся от голода и холода. Спал в столовой зоне, до спальни добраться сил не хватило. Полумрак пещеры настроения не поднимал. Вставать не хотелось, что-то я вчера уработался, все тело ломит… как там будет по-испански работал — «трабахо»? Вот-вот — и я утрабахался по полной. Хорошо, что вечером, перед уходом, поставил уху готовиться, да и рыцарское угощение до конца не доел.

Воспоминания о колбасе и буженине подняли меня с постели получше подъемного крана. Но сначала посетил «объект М и Ж», потом разжег костер, подвесил котелок с ухой разогреваться, расстелил ковер с остатками трапезы на месте своей лежанки, разделся и с ходу, прямо с карниза, сиганул вниз головой в воду.

Брр! Бодрящая водичка!

Над заливом густой туман, не видно ничего ближе пяти метров. Искупался, освежился, настроение ползло вверх прямо пропорционально мыслям о завтраке.

Прием пищи затянулся на час, не меньше. Уха, с солью и специями, представляла собой произведение кулинарного искусства. Наваристая, мясо рыбы расслоилось, на вкус изумительное, бульон густой, тягучий, как армянский хаш. Хлеб решил поэкономить, взять его негде, а вот мясное все подъел, хранить-то как? Холодильника рядом нет. У меня и так две тушки свежего мяса, кролик и какая-то птаха, а ведь еще и рыбы кусков двадцать — двадцать пять осталось, их в первую очередь оприходовать надо, не то пропадут.

Очередная порция волнообразного потока счастья от тела, кайфует малой, растягивает удовольствие. Понимаю его — приятная тяжесть в животе, чувство уюта и комфорта. Лепота! Кулон опять «похулиганил», причем довольно долго, практически на протяжении всего завтрака. Видно, вчера сильно разрядился: если он защитный кулон, то его реакция на собачку говорит о том, что она не столь безобидна, какой показалась вчера. Очередной раз говорю себе, что надо быть осторожным и осмотрительным. Решил пожалеть собачку… А может, это ее и оживило? Я ведь вчера над этим даже не задумался: немного удивился, и все — ни паники, ни страха не испытывал, одна жалость и чувство радости от кормления маленького щенка… который больше тебя ростом. Да-а-а, дела!..

За завтраком мысли текли медленно и плавно.

Устроить себе выходной, что ли? Пройтись по лесу, приготовить поесть, накупаться, позагорать, постирать футболку с шортами, разобраться с мешком, что свистнул у слуги, поспать, а вечером навестить каменного дружка — может, ему еще чего подбросят богобоязненные прихожане… или прохожане, потому что пройти хотят и платят мзду. Неплохое название придумал. И монстриком пора заняться, пропадет ведь мясо, если уже не пропало. В принципе, план хорош, но думаю, что прекращать наблюдение за дорогой не стоит, информацию об этом мире в данный момент можно получить только там. Итак, решено: отдыхаю, но в течение дня и вечером посещаю наблюдательный пункт на уступе над дорогой не реже чем через каждые два часа. И часы примитивные солнечные надо соорудить, а то ориентироваться во времени в течение дня просто невозможно.

Оделся, как подобает: белье, штаны, чистая отстиранная рубаха, пояс, жилетка, сапоги на голую ногу — хоть и хлябают, но босиком по лесу шляться как-то не хотелось. Мешок с причиндалами — перчатки, веревка и нитки — за спину, из оружия один томагавк за поясом, тесак на ремне, засапожники — в каждом сапоге в своем кармашке. Готов на выход!

Проверка из-за угла — у монстрика никого.

— Привет, малыш — еще не протух? Странно. Жара такая стоит, а тебе хоть бы хны.