Читать книгу "Путеводитель по психопатам - Василий Чибисов"

– Изображает?

– Рассказывает, что у него по ночам в кресле сидит бобер с мокрой шерстью и пишет книгу.

– Точно бобер? Не собака?

– Да отстань ты со своей собакой. Два месяца весь центр на ушах стоял, территорию без остановки прочесывали. Никого и ничего не нашли. Никаких больших лохматых черных собак.

– Не повышай голос. Ты просто встретился с нарциссом, который переплюнул тебя в нарциссизме. Такое случается. И с возрастом будет случаться все чаще.

– Переплюнул, это точно. Я, по крайней мере, не называю своего личного водителя лакеем.

– Это потому, что у тебя нет личного водителя. А не мешало бы завести. Что мне, одной тут чаи распивать?

На сумрачном фоне израненного перистыми облаками неба бежево серели крепостные стены Ховринской твердыни. Руины больницы хрипло дышали тайной жизнью. Пустые оконные проемы отражались в глазах непризнанного гения.

Скрытый за тонированным стеклом, с заднего сидения он наблюдал, как к воротам заброшенки стягиваются подозрительного вида личности: не то скинхеды, не то масоны, не то чекисты, не то дворники. Одни делают вид, что спешат по делам, другие словно слоняются без дела, кто-то разговаривает с воображаемым собеседником по выключенному смартфону. Но чем темнее небо, тем сильнее влечет их к Ховринке. Они протягивают привратнику пропуск – небольшую металлическую визитку – и спокойно заходят на территорию больницы. Чем они там занимаются, известно одному Дарвину или Фройду. Но историка занимали не массовка, а привратник.

Привратник. По законам жанра это должен быть горбатый старик, хрипло посмеивающийся в спину дорогим гостям. Ховринка нарушала неписанные законы. Покой периметра охранял молодой человек с патлатой копной каштановых волос, закрывающих лицо. Стройная, немного субтильная фигура, скованные движения. Историк облизнулся. Он был не только историком, но и специалистом по личностному росту, и он бы охотно дал этому юноше пару уроков телесного раскрепощения.

Колонки захлебнулись помехами. Вивальди, услаждающий слух бонапартиста, уступил место венгерским маршам в современной обработке. Маэстро уже привык к этим акустическим атакам. Всякий раз, когда его безлошадная карета останавливалась напротив Ховринки, кто-то или что-то глушил все радиостанции. Не спасали ни флешки, ни диски.

За победу богу помолюсь,Из изгнания скоро я вернусь.В войске Ракоци в битву смело рвусь,Слава Иштвану – венгром я зовусь.

– Ходь модёр водёк, – пробормотал любитель телесного раскрепощения, поглощенный фантазиями весьма противоречивого содержания.

Трудно поверить, но он приезжал сюда не ради субтильного юноши. За полчаса до рассвета на крыше должен появиться человек в белом костюме. Не обращая никакого внимания на паству, собравшуюся у подножья Ховринского храма, он обратит свой взор на восток и вскинет руку, приветствуя восходящее солнце. И начнет считать до десяти. Солнечный свет прольется из его черных глаз. И ночную тьму тот свет пробьет. И весь мир начнет отсчет. Раз – восходит солнце. Zwei – hier kommt die Sonne.

Это тот самый австриец, который приехал в одержимую революцией столицу в пломбированном вагоне, который поручил несчастному историку вставить лишнюю главу в книгу. Но до австрийца было далеко, как до рассвета. Визит к психотерапевту разрушил расписание историка. Обычно он приезжал или приходил сюда аккурат к началу предрассветной мистерии. В вечернее время здесь ловить нечего.

– Трогай, – томно вздохнув и бросив голодный взгляд на юношу у ворот, приказал историк своему лакею, бесспорно симпатичному, но уже порядком опостылевшему. И тронулся.

Домашняя коллекция исторических раритетов холодно встретила своего счастливого обладателя. Перстни, фужеры, документы и гравюры осуждающе взирали на историка с пыльных полок. На мониторе лениво моргала вертикальная черта текстового редактора. Дописывать австрийскую главу не было ни сил, ни желания. Историк побрел в спальню и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Уснуть он тоже не мог – режим был безнадежно сбит.

Он лежал, как в бреду, прислушиваясь к собственным мыслям, грезя наяву. Ему представлялся то демонолог в белом пиджаке с кровавым подкладом, то уроки телесного раскрепощения с патлатым юношей, то оказавшийся дешевкой дилетант-психотерапевт.

Рассвет неумолимо приближался.

Мысли историка обратились к самому заветному – к черному человеку, к злому гению. Воображение в горячке рисовало самые смелые образы, наполненные демонической красоты. Какое альтер-эго он выковал, верно прислуживая исторической истине? Перебрав множество вариантов, волнующих и фундаментальных, историк остановился на демоне с алой кожей, праздничными винтовыми рогами и раздвоенным фаллосом до колен.

Солнце приготовилось выползать из-под горизонта. Воображение нанесло на холст последний штрих. С демонических клыков на персидский ковер упало несколько капель крови, смешанной с семенем. Кап-кап. Историк вскочил. Звук шел из ванной. Демон обучен хорошим манерам и решил сначала помыться? Эстетичненько.

Небо начало светлеть. Все сходится! Аккурат в это время историк должен был стоять напротив Ховринки и встречать рассвет вместе с паствой австрийского демонолога. За две недели кто-то или что-то успело привыкнуть к регулярным отсутствиям хозяина и, не боясь выдать себя, готовилось к непрошенному соавторству. Но сегодня расписание было нагло нарушено.

Историк бесшумно подкрался к ванной. Его трясло от страха и предвкушения. Он ударил по выключателю, распахнул дверь и застыл на пороге, ошарашенный и посрамленный.

Нечто мартышкообразное, размером с крупную водяную крысу, покрытое косматой грязно-коричневой шерстью, сидело в раковине и, призывно похрюкивая, плескалось в ржавой водопроводной воде. Изредка существо пило воду прямо из крана, отфыркиваясь и двигая желтоватым пятачком.

– Боня, фу! Фу! Нельзя! Не пей эту дрянь! Настоящий гений может утолить жажду только французским вином минимум столетней выдержки! – хотел прикрикнуть историк, но слова застряли у него в глотке.

Ловко закрыв кран трехпалой ручонкой, существо, не обращая никакого внимания на своего прародителя, спрыгнуло вниз и проклацало в гостиную. Не отряхиваясь, оно плюхнулось прямо в кресло. По дорогой обивке побежали струйки мутной воды. Пожелтевшими от грязи и недостатка витаминов когтями, больше похожими на ногти подсевшей на дешевый табак старухи, альтер-эго принялось увлеченно стучать по клавиатуре.

Историк был счастливым человеком. Мало кому довелось увидеть своего злого гения вблизи, во всех подробностях, со всех ракурсов, – сохранив при этом жизнь и рассудок. Но счастья маэстро почему-то не испытывал…

Чем монументальнее фигура гения, тем величественней черная тень за его спиной. Таков закон.

П|Ц

Снова провокационное сочетание букв. И снова две противоположности оказались совместимы. Совпадение? Подумаем. Но попозже. Сперва ответим на вопрос – почему параноид спокойно реагирует на циклоида? Почему не подозревает этого переменчивого товарища в заговоре и измене?