Читать книгу "Белая змея - Танит Ли"

Наместник города был в отлучке, решая политические вопросы. Его советник, занявший центральную ложу, развернулся, пристально глядя на белую женщину и привлекая ее внимание. Когда та обернулась к нему, он с вежливым уважением бросил ей упрек, не одобряя ее дерзость и образ жизни. Но холодные, ледяные глаза ничего не ответили ему. Она смотрела так, словно не видела его или видела, но не придавала значения. Ее взгляд также обратился на арену.

На песок выходили Клинки. Восточные ряды тут же забыли про белую женщину.

Восемнадцать пар бойцов. Восемнадцать саардсинцев сошлись с восемнадцатью претендентами, воинами-рабами или свободными со всего Виса. Их расположили на стадионе так, чтобы с каждого участка трибун можно было видеть отдельные поединки или, по крайней мере, их начало. Как и ожидалось, наиболее известных Клинков поставили на участке арены под местом наместника и ложами богатых и благородных.

За Лидийцем, на расстоянии пятнадцати шагов, стояли два бойца, рожденных в Закорисе — Йиланец, совсем недавно получивший право зваться по месту рождения, и человек постарше по прозвищу Железный Бык, прославленный за искусное владение топором и дубиной.

Толпа кричала и размахивала руками. Цветы падали перед прекраснейшими из опаснейших людей, как до того перед опаснейшими из прекраснейших зверей.

Бедра, правое предплечье и икры бойцов защищала броня, головы прикрывали шлемы, а глаза глядели сквозь прочные забрала. Почти забывшись в жарком дурмане Застис, ослепленные блеском песка, связанные любовным партнерством с противниками, которые застыли перед ними в ожидании Свадьбы мечей Дайгота, мужчины не смотрели ни на ряды трибун, ни на ложи.

Чакор принял веление судьбы. Жребий свел его не с Лидийцем — его парой на северной стороне стадиона стал Клинок, рожденный в Элисааре. Однако ничего еще не потеряно. Повергнув элисаарца, Чакор получит право избрать для новой Свадьбы любого из саардсинских бойцов, столь же успешно разделавшихся с противником. И так будет продолжаться, пока лишь одна из сторон — Клинки Саардсинмеи либо чужеземные поединщики — не останется на ногах. Самые долгие и утомительные состязания из придуманных в Элисааре. Но когда сражался Лидиец, город побеждал независимо от предсказаний. Он никогда не покидал места боя иначе как на своих ногах, иногда израненный, но никогда — поверженный.

После выигранных скачек от него сильнее, чем обычно, ждали новой победы, и ставки делались с удручающим перевесом.

Опытные азартные игроки и раньше видали юношей, подобных Регеру. Как орхидеи, они быстро росли и несколько лет горели во всем своем великолепии. А потом боги, которым не может долго противиться ни один человек из плоти и крови, срезали молодой побег и бросали на землю.

Запели трубы, и элисаарская сталь водяной молнией метнулась, чтобы до кости разрубить руку Чакора. Но тот уже был далеко. Он усмехнулся и ударил в ответ, нанося грубый безумный удар, который со свистом рассек воздух, в то время как элисаарец переместился, брезгуя парировать его. Меч Чакора, как и все остальные, отполированный до слепящего блеска, оставил нитку крови на ребрах элисаарца.

Северные трибуны заметили возвращение нахального корла и приветствовали его воплем яростной радости. Он был удачлив, что ценилось в Элисааре, и на него ставили.

Противник, не обращая внимания на кровотечение, сделал ложный выпад, который корл оставил без внимания, поймав настоящий удар продолговатым стадионным щитом. Затем, резко опустив щит, он далеко оттолкнул меч противника, который в это время парировал своим щитом удар, направленный в его незащищенный живот.

— Дурак, — заметил элисаарец.

— Коррах прокляла тебя, — огрызнулся корл.

Разговаривать во время схватки — большая ошибка, однако для поединков свободных людей в отдаленных землях это было обычным делом.

— Чего-чего? — поддразнил элисаарец.

Пока Чакор радостно повторял сказанное, да еще с парой словесных украшений, меч элисаарца сверкнул слева, справа, опять слева, гремя наверху, сталкиваясь со щитом. Через три вздоха корл обнаружил, что его правое плечо оцарапано, а на левой руке наливается синяк от медного обода щита. О таких мелких повреждениях, далеко не смертельных, не принято даже упоминать. Однако любое кровотечение укорачивает время бойца на песке.

По северным трибунам прокатился сдавленный вздох, перешедший в непочтительный вой. Человек слева, не саардсинец, упал. (Судя по всеобщему ликованию, такая же судьба постигла и противника Лидийца на восточном конце стадиона). Обозленный ошибкой и мгновенно поумневший, Чакор теперь изо всех сил желал, чтобы в его жизни не было предыдущей ночи, проведенной с девицами. Из-под забрала он видел в глазах элисаарца странный свет, доказывающий, что воздержание имеет свою цену.

Затем элисаарец нанес удар, почти отделивший от тела руку Чакора.

Стремительно отступив назад, ведомый паникой и инстинктом выживания, Чакор поскользнулся на чем-то влажном. Саардсинец слева прикончил своего противника, и кровь лилась рекой. Чакор потерял равновесие и упал. Кровавый песок обжигал ему плечи, а сверху тучей навис элисаарец, смеющийся и готовый убить. Да, в пору Звезды убивают часто. Чакор прочел это в глазах противника. А вокруг стонала и раскачивалась толпа, охваченная смертельным кровавым желанием Застис.

Когда меч противника пошел вниз, Чакор поднял щит, изо всех стараясь выдержать удар. Желание убивать столкнулось с жаждой жить. Металл щита прогнулся, деревянная основа, обтянутая кожей овара, не выдержала и подалась. Когда кончик меча показался сквозь обломки, Чакор откатился в сторону. Настроенный на убийство элисаарец, потеряв равновесие, на мгновение застыл в воздухе с застрявшим на конце меча сломанным щитом. Корл вскочил на ноги, скользя и цепляясь за что попало.

В гробовом молчании он сильно ударил склонившегося мужчину. Когда элисаарец рухнул, Чакор, который за все время своих странствий еще ни разу никого не убил, снова упал, оседлав противника, и с силой, на половину длины, вогнал свой меч в плоть, мышцы и бьющееся сердце.

Саардсинец умер, содрогнувшись, но не издав ни звука.

Трибуны неистовствовали. Проклятия и женские шарфы осыпали Чакора, пока он вставал — дикий, одержимый, беззащитный. Глядя на восточный конец стадиона, он подхватил щит элисаарца и кинулся бежать между сражающимися парами, потрясая окровавленным мечом и выкрикивая имя того, кого желал.

Лидиец не убивал. Двое, которых он поверг, двигались, но временно вышли из строя. Они лежали у ограждения трибун, истекающие кровью, полубессознательные, ожидая конца поединков, когда их отнесут к врачу. Убийство — совсем другое дело. Он не хотел убивать. Возможно, это разочаровало толпу, но вскоре блистательная работа его меча заставила ее рукоплескать. И все-таки зрители подталкивали его к большей жестокости. Бывало, что во время сражений на стадионе, и не всегда в пору Застис, Регеру тоже хотелось убивать. Такие моменты непредсказуемы. Когда такой порыв накатывал на него, он подчинялся — и убивал. Только и всего. Он никогда не вел счета убитым, не запоминал, как иные, имя, страну и день смерти жертвы: «Нынче утром я убил истрийца; на этих гонках я свернул шею полукровке».