Читать книгу "Прекрасная натурщица - Майя Блейк"

– Я говорила, что я в порядке, – язвительно ответила она. – Тебе обязательно все время ходить полуголым?

Он поднял бровь и протянул:

– Мой внешний вид тебя обижает.

Ей хотелось смеяться. И плакать. Может быть, даже крикнуть пару раз. Вместо этого она решила вести себя хладнокровно и с достоинством.

– Забудь об этом. Это твой дом. Ты можешь ходить, в чем угодно, я полагаю.

– Спасибо, – сухо сказал он.

Чтобы оторвать наконец взгляд от его красивого тела, Зуки взяла картину и пошла к двери. Она едва сделала несколько шагов, когда он преградил ей путь и взял у нее картину.

– Я нанял людей, поэтому тебе не надо таскать тяжести, Зуки, – проворчал он.

После того как ее утренняя тошнота прекратилась, прибыла вторая команда архитекторов. Имея детальные фотографии комнаты, они составили график восстановительных работ. Зуки запрещалось поднимать любые предметы.

– Эта картина весит меньше моего ноутбука. Кроме того, мне нужны физические упражнения.

Рамон был мрачнее тучи.

– Я не позволю тебе ходить вверх-вниз по лестнице по десять раз за день.

Она не стала говорить, что сегодня поднялась и спустилась по лестнице дважды, чтобы разделить с ним трапезу.

– Ты искал меня не просто так? Или ты решил украсить меня своим сварливым присутствием просто ради смеха?

Он остановился на верхней ступеньке лестницы и посмотрел на Зуки:

– И кто из нас сварливый?

– Ты не ответил на мои вопросы.

Он минуту разглядывал ее поджатые губы, потом начал спускаться по лестнице.

Идя следом за Рамоном, она не могла не смотреть на красивые мускулы его спины и слегка взъерошенные волосы на голове. Один из реставраторов выходил из коридора, когда они спустились на первый этаж. Рамон передал ему картину, что-то быстро сказал по-испански и удостоился нескольких быстрых и услужливых поклонов. Потом он повернулся к Зуки лицом:

– Пошли.

– Куда? И что ты сказал реставратору? – спросила она.

Он повернулся в сторону главного салона, и Зуки направилась за ним.

– Я предположил, что, возможно, им следует реже ходить на кухню, чтобы наслаждаться кулинарными навыками нашей экономки, и тщательнее следить, чтобы ты не перетаскивала антиквариат. Он был достаточно любезен, чтобы со мной согласиться.

– Рамон!

Он остановился и повернулся к ней лицом. И она заметила, что, несмотря на небрежный тон, он сильно раздосадован.

– Мы заключили сделку, дорогая. И я надеялся, что нам не придется вести подобные разговоры.

– Ты преувеличиваешь.

Он подошел ближе, вторгаясь в ее личное пространство.

– Разве? – тихо спросил он, осмотрел ее лицо и уставился на ее губы.

– Да, ты преувеличиваешь, – сказала она и откашлялась. – Но я надеюсь, реставраторы закончат работу к концу недели и больше не будут тебя раздражать.

Он не сводил глаз с ее рта.

– Ладно. И тогда мне не придется рвать на себе волосы от злости.

Она посмотрела на копну его взъерошенных волос.

– Теперь, когда твоя грива спасена, не мог бы ты надеть рубашку? – спросила она, надеясь, что в ее тоне слышится мольба, а не раздражение.

Уставившись на нее в упор зелеными глазами, он тихо, радостно и чувственно рассмеялся. Его смех продолжался всего несколько секунд, но каждая клеточка ее тела насторожилась от этого невероятного звука.

– Если ты обещаешь не носить тяжелые вещи, я подумаю над твоей просьбой, – ответил он.

– Отлично. Я обещаю.

Он пробормотал что-то по-испански себе под нос и снова зашагал по коридору. Когда они добрались до салона, он открыл Зуки дверь. Эта залитая солнцем комната всегда ее успокаивала. Она прошлась по салону, прикасаясь пальцами к бесценной антикварной мебели с богатой историей.

Рамон остался у входа в салон, прислонившись к дверному проему. Он изучал Зуки. Когда его разглядывание стало слишком настойчивым, она убрала руку с бронзового бюста, который рассматривала.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросила она.

– Я начал работать над первым экспонатом, который Луис попросил меня сделать для тебя, – произнес он торжественным тоном, и ее сердце замерло.

– Ты снова вернулся к скульптуре и живописи?

Его лицо было непроницаемым.

– Кажется, да.

Зуки хотелось спросить, как, когда и почему это произошло, но она очень боялась услышать ответ.

– Я могу узнать, что ты делаешь?

– Это скульптура. Но я еще не решил, какой она будет. У меня есть несколько идей. Но мне необходима натурщица. Я предпочел бы тебя.

Она была шокирована.

– Меня?

– Да. И не ищи отговорки.

Она вздрогнула.

– Я их не ищу. Я просто хотела спросить, уверен ли ты в своем выборе.

Он пожал плечами:

– Я пытался ваять с нескольких неодушевленных предметов. Это не работает. Ты самый удобный живой экспонат.

– Хм, что-то я не чувствую себя особенной, – пробормотала она.

Рамон одарил ее тяжелым и мрачным взглядом.

– Ты была особенной для него. Я должен был иметь тебя в виду с самого начала. Ты сделаешь, как я прошу? – хрипло сказал он.

Она не могла отказать Рамону в память о своем лучшем друге.

– Да, конечно.

Он махнул рукой:

– Хорошо. Приступаем.

Она посмотрела на белую хлопчатобумажную тунику с короткими рукавами, которую поспешно надела сегодня утром, чтобы встретиться с реставраторами. Под ней было канареечно-желтое бикини, ставшее ее любимым купальником.

– Мне надо переодеться?

Он долго разглядывал ее, начиная с распущенных волос и заканчивая сандалиями на ногах.

– Нет, все в порядке. Оставайся, как есть.

Они покинули виллу по редко используемому коридору в задней части дома. Как и везде на вилле, извилистая каменная дорожка, пересекающая задний двор и ведущая к кирпично-стеклянной студии Рамона, была безукоризненной. Рамон набрал код, и прочные двойные двери открылись.

Зуки думала, что в студии Рамона будет царить хаос. Но он убрал последствия своего недавнего приступа ярости. По обе стороны от беленых стен находились высокие и низкие объекты, закрытые черной тканью. А на длинной скамье были аккуратно расставлены горшки с красками и кистями. Пол под ногами тоже был девственно-белым, а свет, проникающий в окна, делал пространство почти нереальным.