Читать книгу "Ночная птица - Брайан Фриман"

Фрэнки села рядом с ним.

– Давно не виделись.

– Пять месяцев.

– Как вы? – спросила она.

– Честно? Не очень.

Фрэнки не стала спешить с ответом. Она дождалась, когда выровняется дыхание. Люди прогуливались по Променаду, не обращая на них внимания, однако она все равно предпочла говорить тихо.

– Жаль слышать такое. Позвоните и запишитесь на следующую неделю, тогда мы с вами и поговорим.

– Нет, не могу, – ответил Тодд. – Я не могу приходить к вам в кабинет.

– Почему?

– Потому что вы делаете записи. Ведь этого от вас требует закон, да? А я не хочу, чтобы что-то записывалось.

Фрэнки наклонилась вперед, опершись локтями на колени, и устремила взгляд на свои кроссовки.

– Значит, наша встреча не случайна… Вы следили за мной?

– Нет, я…

– Я буду честна с вами, Тодд. Мне не нравится, когда меня преследуют, а сейчас именно такой случай.

Он помотал головой.

– Простите, доктор Штейн. Я не следил за вами. Просто вспомнил, как вы рассказывали, что любите бегать здесь по субботам. И подумал, что грех не воспользоваться такой возможностью.

Внутренний голос подсказывал Фрэнки, что нужно встать и уйти. Тодд – не первый из ее пациентов, кто пытается пересечь линию, отделяющую личное от профессионального. Некоторые даже заявлялись к ней домой на День благодарения и делали неуклюжие попытки ухаживать. Ее задача состояла в том, чтобы спокойно и вежливо дать им от ворот поворот. Однако сейчас она этого не сделала. В голосе Тодда было нечто, что заставило ее остаться.

Его звали Тодд Феррис. Под тридцать, высокий, костлявый, с тоскливым выражением на лице и рассеянным взглядом, он имел обыкновение говорить тихо, поэтому Фрэнки всегда приходилось наклоняться к нему, чтобы услышать. Длинную клочковатую растительность на подбородке Тодд гордо именовал бородой. Сейчас он был одет в серую толстовку с надписью «Казино Буматун» и джинсы, на голове у него была синяя шерстяная шапка, в ухе поблескивало серебряное колечко, а на шее на цепочке висел крестик.

Тодд не был успешным случаем. Он пришел к Фрэнки пять месяцев назад, мучимый воспоминаниями о том, как его запугивали и изводили в детстве. Психологическая травма усугубилась после того, как он поступил на работу в одну из крупных компаний по разработке игр под начало требовательного и грозного босса. Тодд перестал спать и не мог работать. И начал пить.

Он оказался трудным пациентом, из него ничего нельзя было вытянуть. Все его ответы на вопрос, имело ли плохое обращение с ним сексуальный характер, были расплывчатыми, из чего Фрэнки сделала вывод, что сексуальные домогательства все же присутствовали. Он упорно отказывался делиться какими-то подробностями о своей семье и четко говорить, знал ли кто-то о том, что вытворяет с ним двоюродный брат. Тодд вырос в маленьком городишке в Неваде, и было очевидно, что он все еще предубежден в отношении лечения. Этим отличались многие пациенты. Если ты ходишь к психиатру, значит, ты безумен или слаб. Фрэнки испробовала с Тоддом разные подходы, но оказалось, что он не поддается гипнозу, а принимать препараты, которые могли бы усилить внушаемость, пациент не захотел.

В конечном итоге он поблагодарил ее и ушел. Фрэнки считала, что совсем не помогла ему.

– Тодд, так что происходит?

Он уставился на темные воды Залива. Его лицо дергалось, как будто мозг и рот боролись за то, что говорить.

– Со мной происходит что-то странное.

– Что именно?

– У меня странные воспоминания.

– О двоюродном брате? – уточнила Фрэнки. – О том, что он делал с вами?

– Нет, тут совсем другое. Я вспоминаю вещи, которые никогда не происходили. Хотя, по всей вероятности, могли происходить.

– Не понимаю…

– Ага, я тоже. Ощущение такое, будто проснулся, а в голове обрывки сна и ты никак не можешь собрать их вместе. Я вижу вещи – я помню вещи, – но только фрагментами. Они не связаны между собой. Как будто кто-то вырезал куски из видео. Я поклялся бы, что это сны, но это не так. Ощущение, будто я вспоминаю то, что было на самом деле. Не могу объяснить…

Фрэнки молчала, обдумывая сказанное. Тодд продолжил еще тише, причем настолько, что она с трудом разбирала слова:

– Я тут подумал, а не может ли это быть побочным эффектом от того, что мы делали?

– Вы имеете в виду лечение?

– Угу.

– Нет, Тодд, я уверена, тут что-то другое.

– Вы считаете, что я не могу помнить ложные вещи? Но в Сети говорят, что восстановленные воспоминания неверны. Что люди начинают вспоминать вещи, которые с ними никогда не случались.

– Я действительно считаю, что это не имеет отношение к нашему лечению.

Он кивнул, но от сомнения, судя по лицу, не избавился.

– Ладно, считайте как хотите, но мне все равно страшно. Мне не нравится, что творится у меня в голове.

– И давно это у вас?

Тодд провел рукой по лицу и заморгал. Вид у него был растерянный.

– Первый раз было два месяца назад. Потом прекратилось, и я решил, что все эти странности одномоментны. Но на этой неделе… на этой неделе случилось снова…

– Что конкретно вы вспомнили? – спросила Фрэнки.

– Пытку.

Фрэнки содрогнулась.

– Что?

– Вот что я вспомнил, доктор Штейн. Жуть дикую. Картины в моей голове, они были красочными и жестокими.

Фрэнки лихорадочно соображала.

– Все это происходило именно с вами? Вы страдали от какого-то физического или психического насилия?

– Нет, я все это видел. Наблюдал за этим. Как будто я был свидетелем, понимаете?

– А кого мучили? – спросила Фрэнки.

– Женщину. Вернее, женщин. И происходило это не один раз.

– А что с ними происходило? Кто это делал?

– Сомневаюсь, что могу описать. Все отдельными кусками. Там есть белая комната, женщина на кровати или в шезлонге. Она… даже не знаю, похоже, она чем-то одурманена. Еще она привязана и не может двинуться. И я помню какого-то типа в мерзкой маске. Вот он ее и мучает.

– В маске?

– Ага. Жуткая маска с глазами, как у насекомого. Страшно до ужаса. В том смысле, что все это настолько чудовищно, что не может быть реальным. Но ощущение у меня такое, будто все происходит на самом деле.

– Вы кому-нибудь рассказывали об этом? – спросила Фрэнки.

– Смеетесь? Ни под каким видом. Я же сказал – никаких записей, понятно? Я не хочу, чтобы кто-то думал, что у меня поехала крыша. И вы тоже не сможете никому рассказать об этом, ведь так? Ну врачебная тайна и все такое…