Читать книгу "Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн - Сергей Охлябинин"

Так как же все это происходило в те часы военного переворота в конце июня 1762 года, когда повседневная размеренная жизнь гвардейских и армейских полков Петербурга, казалось бы, не предвещала ничего экстраординарного? Вот что писал об этом историк М. И. Семевский:

«…B светлый июньский вечер 27 июня, когда заря стоит на петербургском небе во всю ночь, сильный удар в наружную дверь заставил вздрогнуть и без того уже взволнованную восемнадцатилетнюю княгиню Екатерину Романовну Дашкову. Несмотря на свое тревожное состояние, она должна была лечь в постель, чтобы не возбудить любопытства в своих слугах и не заставить подозревать таинственных подготовлений.

В эту ночь решалась участь императрицы Екатерины.

Накануне Дашкова узнала об аресте Пассека; у ней сидел ее дядя, Никита Иванович Панин, когда вошел отыскивавший его артиллерийский капитан Григорий Орлов и сообщил о неожиданном аресте одного из главных заговорщиков. Панин со своей обычной флегмой и хладнокровием принялся рассуждать, что Пассек, вероятно, посажен под арест за какой-нибудь беспорядок по службе. Дашкова горячилась и доказывала, что арест его должен служить сигналом для начала их действий.

Убедить Панина она не могла и просила Орлова поехать разведать обстоятельнее о причинах ареста, и если окажется, что Пассек посажен как государственный преступник, то немедленно уведомить об этом ее и Панина. Лишь только ушел Орлов, Дашкова, горя юношеским нетерпением, выпроводила от себя стеснявшего ее Панина, накинула мужской плащ и направилась к дому Рославлева. На дороге увидела она всадника, быстро мчавшегося ей навстречу. Мысль, что это один из братьев Орловых, из которых она знала в лицо только одного Григория, мгновенно промелькнула в ее голове. Она громко окликнула скакавшего. Тот остановился.

Действительно, это был Алексей Орлов. Дашкова назвала себя и стала расспрашивать. Оказалось, что Пассек арестован за государственное преступление: четверо часовых стоят у дверей и по двое у каждого окна. Григорий Орлов поехал с этим известием к Панину, а Алексей — к Рославлеву. Дашкова распорядилась тут же на улице. Она велела (как потом рассказывала) передать Рославлеву и Ласунскому, чтобы они тотчас отправлялись в свой Измайловский полк и дожидались там приказа встретить императрицу при въезде ее в город. Орловым велела мчаться в Петергоф, уговорить императрицу сесть в приготовленную ею, Дашковой, карету и везти ту в Измайловский полк, который уже подготовлен провозгласить Екатерину императрицей и будет ее конвоировать при въезде в Петербург.

Воображая, что она стоит во главе всего заговора, что ее приказания беспрекословно исполняются и она руководит всем, Дашкова готова была сама ехать встречать императрицу, но портной не принес заказанный ею мужской костюм, вследствие чего она должна была оставаться дома и лежать в постели в мучительном ожидании, когда сильный стук в наружную дверь заставил ее вскочить с постели. В страшной тревоге она выбежала в соседнюю комнату и велела отворить, кто бы там ни стучал.

Вошел незнакомый молодой человек, отрекомендовался Федором Орловым и объявил, что пришел спросить: не будет ли с их стороны слишком поспешным ехать за императрицей? Не потревожит ли ее по-пустому преждевременный призыв в Петербург?

Дашкова вышла из себя. Не считая нужным себя сдерживать, она со свойственной ей надменностью, резко и не стесняясь в выражениях, высказала свое неудовольствие на Орловых, не послушавшихся ее распоряжений.

— Вы потеряли самое дорогое время, — продолжала она запальчиво. — Что тут думать о беспокойстве императрицы! Лучше привезти ее в обмороке в Петербург, чем подвергнуть на всю жизнь заключению или эшафоту вместе со всеми нами!

Орлов ушел, успокоив Дашкову, что брат его тотчас отправится в Петергоф за императрицей.

Неизвестно, точно ли Орловы не решались тогда ехать за императрицей или прикрылись только видом нерешительности, чтобы разведать, в каком настроении находится сестра любимицы императора (ибо Екатерина Дашкова была родной сестрой Елизаветы Романовны Воронцовой, фаворитки Петра III. — С.О.), не колеблется ли она между долгом родства и преданностью к личности Екатерины.

Но Дашкова не колебалась. Желание ее видеть Екатерину на престоле было в эти минуты сильнее, чем когда-либо. Волнение ее достигло высочайшей степени нервного состояния…

Молодая Дашкова не успела еще справиться со своим расходившимся воображением, как Алексей Орлов, быстро промчавшись 28 верст, отделяющих Петергоф от Петербурга, входил в небольшой садик Монплезира. Было шесть часов утра; полная тишина царила в прямых аллеях нижнего петергофского парка, распланированного Петром Великим. Все покоится в бывшем его домике, в котором помещается Екатерина.

Орлов проходит через палисадник прямо к домику, входит в комнату императрицы и говорит совершенно покойным голосом:

— Все готово для вашего провозглашения.

— Как? Что? — спрашивает императрица.

— Пассек арестован.

Екатерина больше не расспрашивает. По уходе Орлова она торопливо одевается в траурное платье, свой обычный ежедневный костюм, и направляется через цветник Монплезира к выходу в парк. Она так ловко проскользнула, что ее лишь мельком заметил один часовой.

Навстречу ей попадаются двое мужчин, императрица быстро поворачивает от них влево и выходит в боковую калитку. Алексей Орлов садится на козлы той кареты, в которой приехал. Друг его, инженерный капитан-поручик Василий Ильич Бибиков, готовится верхом сопровождать императрицу. Екатерина со своей камер-фрау садится в карету, преданный ей камердинер Шкурин становится на запятки, и карета мчится…

Рубикон перейден. Впереди ожидает великую княгиню или жизнь, полная полезной деятельности, славы, блеска, или монастырь, вечное заточение, может быть, смерть…

Между тем к измайловским светлицам собралась на рассвете небольшая группа главнейших сторонников Екатерины, главнейших не по чинам, а по горячему сочувствию к предпринимаемому делу. Для Екатерины, равно как и для всех участвовавших, как тогда говорилось, «в секрете», было чрезвычайно удобно положение измайловских казарм. Они находились в предместье тогдашнего Петербурга, недалеко от петергофско-ораниенбаумской дороги. Так что при въезде своем в Петербург Екатерина могла рассчитывать на возможность тотчас опереться на военную силу.

Было около восьми часов утра, когда к одной из рот Измайловского полка подкатил запыленный экипаж. У казарм ждало только 12 человек и барабанщик. Ударили тревогу. Вмиг сбежалось несколько десятков солдат, знавших более или менее, в чем дело. Три роты, осторожно подготовленные своими офицерами, окружают приехавшую императрицу. Она обращается к ним с трогательной речью, которая заканчивается словами:

«Только на вас, моих верных подданных, возлагаю надежду на спасение».

Солдаты отвечают ей дружным криком: «Ура! Да здравствует матушка Екатерина Алексеевна!» Екатерина проходит по некоторым светлицам, прося защиты у измайловцев, и везде слышит тот же ответ: