Читать книгу "Русский национализм и Российская империя - Эрик Лор"

Существование подобных взглядов в 1914 г. уравновешивалось наличием прямо противоположного отношения к этому вопросу в официальных и широких общественных кругах, зародившегося еще в самом начале индустриальных реформ. Министерство внутренних дел возглавляло официальную оппозицию Министерству финансов и его стратегии индустриализации в конце XIX — начале XX в. МВД и правительство в целом установили ряд ограничений для иностранцев и отдельных меньшинств в экономической сфере, выступая в некоторых случаях в патриархальной роли защитника крестьянства против вторжений иностранцев, современного капитализма и развращающего влияния иноверцев-посредников, ростовщиков и трактирщиков. Подыгрывая предполагаемым крестьянским представлениям о том, что оптовая и розничная торговля являются «непроизводительной» деятельностью, подвергающей крестьян суровой эксплуатации, многие чиновники МВД стремились представить коммерцию и капитализм в целом воплотившимися в личностях евреев и других инородцев, занятых «эксплуататорскими» видами деятельности. Здесь официальная политика объединялась с общераспространенным антисемитизмом и ксенофобской риторикой, что создавало соответствующий фон для погромов 1880-х гг., изгнания евреев из Москвы и Петербурга в 1890-х гг., а также погромов и насилия периода революции 1905 г. Несмотря на ограничения в сфере предпринимательства и квоты на поступление в университеты, количество евреев в рядах экономической и прогрессиональной элиты продолжало расти. Власти испытывали все возрастающую обеспокоенность по поводу не только выдающейся роли евреев в коммерческой деятельности, но и участия в ней других инородцев. Например, МВД вело подробный статистический учет числа служащих банков и акционерных предприятий по национальному признаку в течение последних десяти предвоенных лет. Основываясь на подобных данных, чиновники МВД с тревогой констатировали, что в северо-западной части империи немцы составляли 26%, евреи — 35%, поляки — 19%, а русские — лишь 8% от числа банковских служащих, и настаивали на введении еще более строгих ограничений для иностранцев с целью изменения данного соотношения. Борьба мировоззрений между МВД и Министерством финансов продолжалась вплоть до 1914 г.

Несмотря на то что Совет министров и царь нередко поддерживали Министерство финансов, в правительстве постоянно сохранялось напряжение между сторонниками модернизации и «полицейской точки зрения». В результате был установлен ряд правил, которые ставили иностранцев и представителей некоторых национальных меньшинств в весьма неопределенное положение. Даже сами принципы частной собственности и правового статуса предприятия в 1914 г. все еще составляли предмет спора, и не только по отношению к иностранцам или подозрительным меньшинствам, но и ко всем акционерным обществам, действовавшим в Российской империи. В деловой сфере наиболее важным отражением этого спора стала концессионная система учредительства. Чтобы зарегистрировать предприятие, нужно было получить разрешительный документ, в котором был прописан ряд условий дальнейшей деятельности предприятия. Подобные документы часто содержали условия, запрещавшие фирмам принимать на работу евреев, поляков и/или иностранных администраторов, а также не допускавшие, чтобы акциями владели лица ряда национальностей. Кроме того, эти документы часто оговаривали в качестве особого условия, что фирмы с определенным числом евреев, поляков и/или иностранцев в составе их собственников и совладельцев не имеют права приобретать недвижимое имущество.[57] Концессионная система учредительства также имела теоретико-правовой аспект чрезвычайной важности, особенно для военного времени, заключавшийся в том, что и российские, и зарубежные акционерные предприятия не становились субъектами права с соответствующим статусом, а лишь удостаивались некой условной привилегии работать в России, которой они могли лишиться по воле правительства в любое время. Во время войны правительство прямо использовало этот правовой принцип, чтобы оправдать отзыв разрешений на деятельность в России для определенных фирм[58].

Именно такая политика официальных кругов встречала широкую поддержку у сторонников истинно русского экономического развития России. Общественное противодействие слишком большой роли, которую играли иностранцы в экономике России, появилось уже в 1860-х гг., когда наплыв заграничных дельцов только начинался. Реакция российской буржуазии на иностранное вмешательство разнилась в зависимости от региона. Так, предпринимательские организации Петербурга и польских губерний демонстрировали сравнительно космополитичный подход, поддерживая свободную торговлю и либеральную политику по отношению к иностранцам и местным национальным меньшинствам, в то время как московские и уральские торгово-промышленные сообщества были более русскими по составу и русофильскими по мировоззрению. Споры между этими экономическими районами по поводу государственных заказов, тарифов, железнодорожного строительства и ряду других вопросов бушевали в печати с 1860-х гг. и вплоть до падения царского режима. В этих спорах именно московские предприниматели особенно часто прибегали к националистическим аргументам, требуя от правительства отдавать предпочтение коренным русским перед иностранцами. Славянофильствующие публицисты и издатели выработали и всячески поддерживали достаточно последовательную идеологию русского экономического национализма, которую и пытались претворять в жизнь в некоторых конкретных ситуациях. Однако сторонникам идей русского национализма в экономике редко удавалось оказывать влияние на правительство до войны. Министерство финансов было в большей степени заинтересовано в использовании всех возможных источников экономического роста для обеспечения ускоренной индустриализации, чем в продвижении русских в состав экономической элиты.

Однако эта идея оставалась чрезвычайно популярной. Если рассматривать национализм как идеологию, то идеи русского экономического национализма представляются весьма схожими с идеями классика национализма Фридриха Листа, прежде всего в отрицании мировой космополитической экономической системы как по сути эксплуататорской и призывах к развитию национальной экономики. Русская национально-экономическая программа обрела значимость, когда на рубеже веков индустриализация вступила в свою более зрелую фазу. По мере того как росло число российских предпринимателей, их капиталы и уверенность в себе, они все больше претендовали на то, чтобы выступать от лица нации, а не только в защиту узких сословно-классовых интересов. Война дала им возможность опереться на государство в экономической конкуренции с иностранцами и местными инородческими меньшинствами и сделать это якобы во имя национальных интересов.