Читать книгу "Маленькие люди - Олег Рой"

Умом я понимал, что это не больше чем искусные трюки и хорошо замаскированная техника. Что у кобры, вероятно, вырваны зубы, под ящиком на арене находится люк, куда девушка прячется от протыкающих шпаг и сабель. Но во время представления я внезапно ощутил, что, кроме логического восприятия, есть еще и эмоциональное. Я не сдерживал его, хотя раньше все мои эмоции постоянно занимали место где-то на заброшенных антресолях моей личности. И поэтому разворачивающееся представление доставляло мне настоящее удовольствие. Я понял, что быть благодарным зрителем – это тоже своего рода искусство.

В какой-то миг я посмотрел на окружающих меня зрителей и увидел, что все они, даже включая Ариэль, которая жила в этом мире с детства, заворожены не меньше моего. Их глаза, их мысли и чувства были прикованы к происходящему на арене. И я понял, почему цирк лепреконов пользуется такой неизменной популярностью. Точнее, не понял, а начал понимать. Понял я это уже позднее.

Пока длилось представление, Ариэль со мной практически не разговаривала. Возможно, потому, что не хотела отвлекать, а может быть, из-за того, что и сама полностью была увлечена происходившим. Я же нет-нет да и посматривал на нее. Она подалась вперед, как будто хотела присоединиться к происходящему на арене действу. И это можно было понять: яркое зрелище на манеже заставляло полностью забыть все, всю окружающую реальность. Древний брох с раскинутым над ним вместо крыши цирковым шатром и вправду стал сказочным королевством фантастических лепреконов, с их собственной маленькой и необыкновенно грациозной жизнью.

Финал представления был не менее феерическим. Зал на мгновение погрузился во тьму. Затем арена озарилась тревожно-красным светом, и на нее вышел огромный угольно-черный конь. На его спине грациозно покачивалась девушка-карлик, казавшаяся на фоне животного просто крошечной. Она была одета в телесного цвета трико, и казалось, что это лесная нимфа, бесстрашно оседлавшая дикого скакуна. Но огромный, мощный зверь покорно повиновался приказам маленькой нимфы.

Это была очень необычная джигитовка, сочетавшая в себе элементы акробатики и воздушной гимнастики. Всадница то и дело словно воспаряла над мчащимся по кругу конем – зал замирал, – но всякий раз она оказывалась в седле. Она буквально танцевала на крупе коня, и весь зал затаив дыхание следил за этим рискованным танцем.

А потом случилось несчастье.

Я, в общем-то, даже не понял, что именно произошло. В такие минуты действуешь не рассуждая. Несколько мгновений попросту выпали из моей памяти, и первое, что я помню, – это униформисты, с трудом сдерживающие вставшего на дыбы коня, и я сам, склонившийся над сброшенной им наездницей. Девушка была в сознании и испуганно глядела на меня – она не могла пошевелиться, не чувствовала своего тела.

Не теряя времени, я осторожно перевернул ее на бок. До этого дня я не оказывал никому первой помощи, но уроки отца, кажется, прошли недаром. Полагаясь на интуицию и на внезапно всплывшие в памяти знания, о которых я и не подозревал, я определил, что кости наездницы не повреждены, переломов нет. Вероятнее всего, у нее была сильная контузия, и я уделил какое-то время на то, чтобы установить, нет ли у девушки внутренних травм, разрывов и тому подобного. К счастью, похоже, эта миниатюрная циркачка родилась в сорочке: и с этим тоже все было в порядке. Мне оставалось только вывести ее из состояния шока, что я и проделал, попросив у Ариэль булавку. Этой булавкой я уколол девушку в нужной точке, и она, вскрикнув от боли, инстинктивно взмахнула руками и села.

В зале бурно зааплодировали, и я не сразу понял, что аплодируют мне. Когда до меня дошло, что аплодисменты предназначены действительно мне, я удивился и смутился. Я же ничего ровным счетом не сделал! Элементарная первая помощь. Но публика уже высыпала на манеж и сгрудилась вокруг меня. Среди множества незнакомых лиц я увидел сияющего Барта с симпатичной рыжей малышкой, бородатого женщину, Одетт с Одиль и, конечно же, Ариэль, которая была совсем-совсем рядом и деловито помогала приходящей в себя девушке-наезднице.

– Эй, не напирайте! Дайте пройти! – рявкнула Одетт, и зрители поспешили расступиться, но до этого я успел пожать с дюжину рук, а мое плечо уже побаливало от дружеских похлопываний.

– Это наш новый земляк, – гордо заявила Одиль, – доктор медицины Фокс…

– Райан, – подсказала Одетт. – И вовсе он не доктор медицины.

Но Одиль не обратила никакого внимания на слова сестры:

– И вы все видели, как он вернул к жизни нашу дорогую Женевьеву!

– В общем-то, ничего особого я не сделал, – попытался возразить я, но, похоже, это тоже никого не интересовало. Люди вновь стали хватать меня за руку, поздравлять (вероятно, с получением гражданства), говорить комплименты… Я, откровенно говоря, растерялся – совершенно не привык быть в центре внимания, по крайней мере, такого бурного и даже несколько экзальтированного.

На помощь мне пришла Ариэль:

– Нам с доктором надо провести Женевьеву за кулисы, – сказала она. – Я сожалею, что представление окончилось так грустно…

Ее со всех сторон тут же стали ободрять, а я тем временем воспользовался паузой и повел Женевьеву к выходу. Ариэль следовала за мной с одной стороны, с другой семенили Одиль с Одетт. Все-таки передвигались они довольно ловко. Это казалось мне очень странным. Ведь большинство живущих сиамских близнецов вообще не могут ходить. А тут такой феномен, да еще в цирке! Их компания кое-как ограждала меня от назойливого внимания восторженной публики.

За кулисами открылся темный коридор, протянувшийся меж старинных толстых стен броха. Он вел прямиком в служебные помещения цирка. Эти помещения были оборудованы, конечно же, значительно позже, чем построено само сооружение, но им все равно было довольно много лет, и выглядели они очень ветхими. В отличие от зрительного зала, тут никто даже и не пытался маскировать нищету и убогость, о которых буквально свидетельствовали и стены с растрескавшейся и обвалившейся штукатуркой, и щербатые каменные полы, и прибитая кое-как старинная проводка, и допотопные бра…

Мы провели Женевьеву в кабинет директора, ничуть не выделявшийся ни убранством, ни ремонтом, и усадили ее на кожаный диван, вероятно, заставший еще времена, когда сэр Уинстон Черчилль бегал в коротких штанишках. Там я еще раз осмотрел девушку, руководствуясь своими весьма умеренными медицинскими познаниями. Я боялся так называемых отсроченных травм, незаметных при беглом первичном осмотре и не ощущаемых самим пострадавшим из-за состояния аффекта. Но, к счастью, кроме сотрясения мозга, ничего серьезного не обнаружилось. Тем не менее я предписал девушке обязательный визит к настоящему хирургу.

Пока я был занят, наша компания пополнилась еще одним человеком. Когда я закончил осмотр, он, хромая, подошел ко мне и крепко пожал руку. Увидев его, я сразу же понял, с кем имею дело. Его лицо, несмотря на присущую ему мужественность, имело слишком большое сходство с Ариэль, чтобы он мог быть кем-то, кроме Блейка Кэрригана, директора цирка лепреконов.

– Спасибо, – проникновенно сказал он. – Очень приятно познакомиться с вами, доктор. Я Блейк Кэрриган.