Читать книгу "Желтые розы для актрисы - Лариса Соболева"

– Старые актеры – согласен, а молодые? Которые даже не учились? Они ведь другие, приоритеты старшего поколения для них – ничто, а гаджеты, точнее, соцсети с игрушками, где мочат в виртуальном мире врагов, натаскивают психологию не уступать ни на йоту, ни в чем! А все, кто хоть немного ломает их планы, подлежат уничтожению, как в локациях. Если что-то пойдет не так, можно пройти квест заново – так им кажется, по-другому мыслить многим уже сложно. Так и стала жестокость нормой. Гнилая отмазка – будто это нарушения в психике, в подобных утверждениях заинтересованы врачи, им же нужно лечить, но отсутствие морали не вылечишь, она воспитывается. К сожалению, это данность.

Оленева перестала рисовать лицо, с интересом рассматривая отражение молодого человека в зеркале. Собственно, люди, с жаром и убеждением доказывающие свою точку зрения, либо пугают, либо раздражают, либо восхищают (таких меньшинство). Темперамент и напор – экзотическое состояние, нормальному человеку вписаться в данный режим некомфортно, но Анфиса сама жонглирует эмоциями на сцене, страстями не шокируешь актрису, ее другое изумило:

– Смотрю на тебя, Иннокентий, и думаю: у нас все монтировщики из социологов и психологов выбились? Нет, правда, какого черта ты здесь делаешь?

– Меня в ваш город привели личные обстоятельства.

– Понятно. Видишь ли, неучей у нас наберется четверть труппы, но должна предупредить: наличие «корочки» не гарантирует, что актер стал профи, зачастую в нашу профессию вступают озлобленные посредственности, трясущие дипломами у каждого носа. И даже эти актеры способны довести – я подчеркиваю – довести (!) человека до гробовой доски, но не уложить его в гроб софитом. Из твоего монолога я поняла, что логику в поступках нынешних молодых людей искать не следует, а все же… давай поищем. Ну, что могла дать смерть Бояровой? У нее здесь одно преимущество: она много играет. Но где? В дырище, выражаясь «светским» языком? А дырища вряд ли вызовет зависть у кого бы то ни было. Хорошо, допустим, кто-то хочет играть ее роли, значит, это женщина. Но у нас не киностудия, где раздают роли, претендующие на мировые шедевры, мы провинциальный театр, потенциальных зрителей около трехсот тысяч, а не миллиарды.

– Вы хотите сказать…

– Цель не оправдывает средства, – заключила Анфиса. – Да и софит весит слишком много для женских ручек, чтобы его сбросить. А теперь иди, иначе я не успею дорисовать второй глаз.

– Угу, – ставя на место стул, кивнул Иннокентий. – Спасибо.

Когда он вышел, Анфиса кинула в коробку с гримом растушевку, которой именно рисуют характерные черты на лице, и задумалась, подперев переплетенными пальцами рук подбородок. Раздался второй звонок, однако времени у Оленевой хватит, нарисовать четыре глаза, ведь первая картина – французский двор, поэтому она взяла смартфон и позвонила. Он не брал трубку.

– Возьми трубку, черт тебя… Алло? Гена, это я… Стоп, не ори, мне нужно тебе сказать кое-что… Да, срочно! Так вот, не одни вы с Яном догадались, что софит упал не случайно и что кто-то в нашем серпентарии не любит Боярову. Очень не любит, до смерти.

Отделившись от стены, подслушивающий Иннокентий на цыпочках отошел от гримерки Оленевой и поспешил на сцену. Саша уже стояла за кулисами в облачении королевы, подойдя к ней, он пошутил:

– В кресло больше не рискуешь садиться?

– Пф! – фыркнула она. – А ты бы сел туда? Только не рисуйся, не люблю понты. У меня ощущение, будто я в стане врагов.

– В сущности, так и есть. Слушай… – Иннокентий подался к ней и зашептал на ухо: – Я тут прозондировал почву у некоторых, индивиды из разных вражеских станов считают, что артисты на диверсию против тебя не способны.

– А кто? – тоном возражения спросила Саша. – Костюмеры? Может, монтировщики? Или уборщицы? Им смысла нет.

– Но если следовать твоей логике, – подчеркнул он слово «твоей», – тогда это артистка, которая хочет играть твои роли. Не мелковато? Для данного учреждения?

– У каждого свой масштаб, – парировала Саша. – И потом, почему обязательно женщина? Почему не мужчина? Может, он помогает своей симпатии убирать соперниц.

– Не буду спорить, потому что одна вещь бесспорна: в театре есть человек, который хочет тебя извести. Первую попытку он осуществил.

– Думаешь, еще осуществит… попытку?

– Уверен. Зачем тогда присылает цветочки с похоронным смыслом?

– И кто-то наблюдал за мной в саду ночью, – согласилась она.

– И сбросил софит прямо на голову, но тебе повезло.

Что тут скажешь? Только – караул! Но лучше про себя, чтобы не дать повода злоумышленнику стать вдвойне осторожней, в этом случае обнаружить его будет сложней. Разумный человек посоветовал бы бросить все и бежать куда подальше, спасаясь, да разве это выход? Удар будет нанесен по всем направлениям: театр останется без репертуара, главреж не заслужил кучу неразрешимых проблем, и Саша об этом подумала в первую очередь; она лишится работы – единственной отрады, в другом месте вряд ли повезет играть такие же роскошные роли. И последнее: а убежит ли она? Мотивировка неизвестна, Саша с Иноком только строят предположения, вдруг все не так, как представляется им обоим? Вдруг этот человек найдет ее даже на Северном полюсе среди льдов? Так какой смысл бежать? Но остаться – это каждую минуту, каждую секунду ждать удара.

Прозвенел третий звонок, в зале смолкал гомон, послышались первые звуки музыкального вступления. Пора было заканчивать с разговорами, и Саша повернулась к сцене лицом. Инок уже достаточно работает в театре, чтобы понять ее, но он взял девушку за локоть и развернул к себе:

– Саша, послушай…

– Извини, мне сейчас выходить.

– До выхода есть время. Тебе нельзя оставаться одной даже на час. Опасно.

– И что? Чему быть, того не миновать.

– Глупая присказка. Знаешь что… Переезжай-ка ты ко мне.

Вон оно как! Собственно, Саша предвидела подобный ход, намекала, что отношений не будет – не понял товарищ намеков. Потому что мозгов все-таки у него маловато будет. Она спокойно, насколько могла, вместе с тем твердо и коротко сказала:

– Нет.

– Саша, не испытывай судьбу…

– Нет.

– У меня три комнаты, выберешь любую…

– Нет.

– Да что ты заладила! Я предлагаю реальную помощь, тебя же… – И еще тише произнес страшные слова: – …могут убить. Здесь завелся конченый психопат, которому не нравится Боярова, она его просто бесит, спать-кушать он не может, пока она жива. Ты понимаешь это?

Молча Саша обошла его и направилась к хлипкой лестнице, ругая себя за то, что дала повод данному бизону думать об интрижке с ней, но это не главное. «Могут убить… Могут убить», – доминировала в голове мысль вместо текста роли. Значит, всюду, в каждом уголке, на улице не исключен, выражаясь фигурально, кирпич-сюрприз, падающий на голову прямо с неба. Даже эта лестница способна стать средством наподобие кирпича и убить, вон как высоко нужно взойти по ней, а упасть с нее – костей не соберешь. Саша потрогала лестницу – шатается, черт возьми. Рядом снова очутился Инок и как ни в чем ни бывало: