Читать книгу "Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов"

– Почему? – поинтересовался я на всякий случай.

– А потому, товарищ сержант, что два ваших танка – это, увы, не первая потеря батальона. Не успели прибыть на фронт, а машины уже теряем. Экипажи остаются без танков, а новых взять негде. Пополнение материальной части приходит нерегулярно, а в последнее время так и вообще не приходит или, как сегодня, гибнет, не добравшись до места назначения. И что самое обидное – все жертвы исключительно от бомбежек… В общем, сержант, сейчас идите к старшине Горобцу, он со своим хозяйством тут недалеко, через три двора налево. Там встанете на довольствие и получите что положено. Он же вас определит и на ночлег. А там решим, что с вами делать, сержант. Не исключено, что не сегодня завтра – в бой. Вон комбата срочно в штаб дивизии вызвали…

Разговаривать далее желания у лейтенанта явно не было. Он вручил мне предназначенную старшине Горобцу записку из одной размашистой строки с подписью на четвертушке тетрадного листа и сказал, что засим он меня более не задерживает. Я сказал «так точно», надел шлем с ватником и, забрав карабин и вещмешок, вышел из избы.

Найти указанный двор оказалось несложно – там в большом сарае с распахнутыми то ли дверями, то ли воротами стояла полевая кухня, от которой распространялись специфические ароматы. Рядом с сараем стояла крытая брезентом «полуторка» «ГАЗ-ММ». Задний борт кузова грузовика был откинут, и там были видны большие зеленые термосы с лямками для переноски за спиной и большие кастрюли. И то и другое явно пустое.

Возле кухни без особого энтузиазма кололи дрова два бойца в шинелях – один работал топором, второй подносил ему чурбаки и складывал в штабель получившиеся поленья. Руководил бойцами толстый повар с одним треугольником в петлицах, в шапке-ушанке и нацепленном поверх ватника не вполне свежем белом фартуке.

Но всем здесь заправлял, безусловно, тот самый старшина Горобец, который, едва узрев свежее лицо, немедленно возник во дворе, появившись из дверей другого, стоявшего правее первого, сарая, за распахнутой дверью которого я успел рассмотреть какие-то разнокалиберные холщовые мешки, дощатые ящики и коробки из грубого картона.

Старшина был орел вполне стереотипного облика (именно так изображали старшин-сверхсрочников в старых советских фильмах 1950-х годов), толстый и усатый, в расстегнутой командирской шинели с «пилой» на черных петлицах и командирской же шапке-ушанке.

Я доложил о прибытии и вручил ему записку от Кадина. Старшина прочел бумажку и велел мне следовать за ним. Мы вошли в избу с высоким крыльцом.

Здесь все было скромнее, чем в штабе батальона, поскольку старшина со своей «канцелярией» явно занимал половину обычного жилого дома. Но дощатый стол, заваленный разнообразными бумагами, имелся и здесь.

Сняв и повесив на гвоздик шинель, Горобец взгромоздился на табурет и потребовал мои документы. После этого он опять довольно долго записывал меня в какую-то толстую амбарную книгу. При этом он смотрел на меня уважительно и одновременно сочувствующе, что несколько удивляло.

– Так, – сказал Горобец, закончив с писаниной, (судя по тому, что вместо «гэ» он произносил «хэ» и вплетал в речь другие подобные же «лингвистические красоты южных краев», по национальности старшина был явно хохол) и тут же поинтересовался:

– Харчи на дорогу вам накануне выдали?

– Так точно!

– Эти харчи сгвазданы?

– Никак нет! – честно ответил я. Конечно, можно было и наврать, но ведь старшина видел мой явно непустой «сидор». И, если бы он решил проверить мои слова, получилось бы некрасиво. Особенно в случае обнаружения фляги с коньяком.

– Значит, сухпайком ты, сержант, пока обеспечен?

– Да, – ответил я, отметив этот неожиданно быстрый переход с казенного «вы» на доверительное «ты».

– Цэ гарно, – сказал старшина и уточнил: – А то мы, понимаешь ли, сухпайки личному составу сейчас не выдаем, поскольку нам уже вторую неделю ни консервов, ни концентратов не поступает. С того самого момента, как здесь разместились… Ну, раз так, стало быть, с этим вопрос решили. Теперь насчет зимней одежды – ее у тебя что, нет?

– Только ватник, да и тот с убитого снял, чтобы от холода не околеть. Мой-то в танке сгорел.

– Ага, – понимающе хмыкнул старшина и, оценивающе оглядев меня с ног до головы, вышел куда-то в сени. Через пару минут он вернулся, неся новые, пахнущие складом (пылью и нафталином то есть) ватник и ватные штаны.

– Шинелей и ватных бушлатов у нас нет, даже и не проси, – сразу же уточнил он, передавая мне обновки.

– И валенок нам тоже не выдали, – добавил Горобец, пока я на его глазах снимал сапоги и торопливо облачался в новое зимнее обмундирование.

После этого Горобец забрал у меня ватник с продырявленной пулей спиной, который я давеча снял с покойника на дороге, после чего велел расписаться в ведомости за получение «комплекта утепленной одежды». Мою робкую реплику насчет зимней шапки старшина проигнорировал, категорически заявив, что у меня «шлемофон на меху, самое то для зимы», а значит, без шапки я вполне себе обойдусь. Тем более что головных уборов у него тоже явный некомплект и на весь личный состав батальона не хватает.

Затем взгляд старшины упал на мой карабин.

– Твой? – спросил он.

– Не совсем, по пути на дороге подобрал, прежнему владельцу уже не надо.

– Тогда придется сдать под расписку, – сказал Горобец строго.

– Это почему?

– Потеряхин, ну не будь дураком, ты же вроде кадровую отслужил и должен знать… У тебя табельный «наган» в кобуре есть?

– Ну есть.

– Во. А у многих наших архаровцев личного оружия вообще нет. Никакого. Особенно у тех, кто после окружения и проверки. И вообще, танкисту винтовка по уставу не положена. Ну, то есть по довоенным нормам теоретически положено иметь по одной винтовке или карабину на танк, но ведь сам знаешь, какая сейчас везде обстановка и с оружием напряженка. И не только у нас…

В общем, я не стал спорить дальше и отдал карабин и патроны к нему старшине, а он, видимо, в знак благодарности выписал мне за это дополнительную пачку патронов к «нагану» – полсотни штук.

Пока старшина убирал карабин, искал револьверные патроны, а потом, как и положено мелкому бюрократу, фиксировал все эти действия на бумаге, я успел узнать от него, что батальон наш сформирован три недели назад, но до сих пор недоукомплектован. Матчасть, то есть танки, взята откуда попало, в основном с ремонтных предприятий и подмосковных военно-учебных заведений, включая Кубинский полигон. Личный состав, по словам старшины, тоже был ни то ни се. «Контингент» состоял в основном из запасных, а отслуживших срочную до войны и успевших понюхать пороху бывших окруженцев из разбитых этим летом частей едва-едва набиралось полтора десятка человек. С комсоставом, по словам старшины, обстояло еще хуже. Командиров в батальоне было всего четверо – кроме комбата, капитана Брыкина и лейтенанта Кадина (который, оказывается, совмещал аж четыре должности – зампотыла, зампотеха, начштаба и комсорга) было еще два лейтенанта – Лавкин и Кумшаев, которые числились командирами рот. Взводами в батальоне, как оказалось, командовали старшины или старшие сержанты. Комиссара в батальон так и не прислали, не было штаба батальона как такового, отсутствовали связисты, медики, разведка и практически весь положенный по штату автотранспорт. И даже хозвзвод (видимо, Горобца это обстоятельство угнетало более всего) не был укомплектован личным составом полностью.