Читать книгу "Взятие Смоленска и битва под Оршей 1514 год - Алексей Лобин"

И все же ягеллонская пропаганда постаралась по максимуму использовать пленных в качестве орудия ягеллонской пропаганды. Живым воплощением «великого триумфа» закованных узников демонстрировали во дворах европейских правителей. Несколько пленников Сигизмунд отправил в Венгрию, Венецию и Италию, где послы демонстрировали живые «доказательства победы над схизматиками». Первая демонстрация происходила в столице Великого княжества Литовского. В тенденциозном труде С. Гурского имеется следующее свидетельство: «От неверных соседей прибыли в королевскую Вильно легаты крестоносцев из Пруссии и Ливонии, без иной большой причины, кроме как посмотреть на победоносное и триумфальное прибытие короля в город, где по порядку и в (большом) числе прошли их союзники из Москвы, все вожди войска, пленные в цепях и оковах. Прикрывая свое коварство, притворно и с неохотной душой они присоединились к поздравлениям с победой над московитами, поскольку счастье короля и поражение и оковы их союзников рвали им внутренности»[208].

Но разведка у крестоносцев работала неплохо, поэтому известия о «большом сражении у Орши на Днепре» дошли до динабургского комтура в сентябре 1514 г., а комтур в свою очередь препроводил донесения в канцелярию Ордена (письма датированы 16 и 17 сентября 1514 г., т. е. спустя неделю после битвы!). Агент сообщал: «Воинство Его Королевского Величества дало сражение под Оршей на (Д)неп(р)е, и значительное число московитов было там убито и захвачено в плен живыми, как говорят, около 2 тысяч». Сложно сказать по этой фразе, что имел в виду агент, говоря о 2 тысячах, — это общие потери убитыми и пленными («dotgeslagenn unnd levendich gefanngen, so men secht, by IIM») или только пленными? Важно отметить, что в приложении на двух листах была приведена роспись «плененных московитов» — первый ранее неизвестный поименный список пленных, перечисляющий 9 воевод и 38 «господ герцогов и других благородных людей»[209].

Несмотря на широкую пропаганду «оршанского триумфа», отношения России и Тевтонского ордена не претерпели существенных изменений в 1514–1515 гг. и в дальнейшем значительно укрепились[210].

Бомбарды. Рисунок из «Арсенальных книг Максимилиана». 1502 г. (Bayerische Staatsbibliothek. Cod.icon 222)

План сражения под Оршей 1514 г. Станислава Сарницкого, XVI в. (AGAD w Warszawie). Рисунок любезно предоставлен автору литовским историком Гедиминасом Лесмайтисом

Пушка «фельдшланг». Рисунок из «Арсенальных книг Максимилиана». 1502 г. (Bayerische Staatsbibliothek. Cod. icon 222)

Сражение польского короля с московитом». Гравюра 1514 г.

Пленный воевода боярин Иван Андреевич Челядин. Рисунок из нижненемецкой рукописи XVI в.

Заключение

В ряде современных работ, главным образом польских, белорусских и литовских, можно встретить суждение о том, будто бы «победа в битве спасла Литву от нашествия». Подобные утверждения восходят к победным реляциям 1514–1515 гг. Однако серьезно относиться к этому невозможно: ни малочисленный отряд Булгакова-Голицы, отправленный на опустошение приграничных районов у Орши и Друцка, ни рать Челядина, пришедшая для защиты смоленского направления, не угрожали независимости Великого княжества Литовского.

Считается, что потрясенный европейскими известиями о поражении союзников-московитов, император Максимилиан стал искать примирения с Сигизмундом и отказался подписать договор с Василием Иоанновичем, из-за чего широкая коалиция против Польской Короны и ВКЛ распалась. Однако изучение дипломатических документов показывает, что проект союза распался еще до злополучного сражения.

Хитрый «цесарь» не решил связывать себя обязательствами, оговоренными его же послом Шнитценпаумером в Москве в марте 1514 г. К Иванову дню (24 июня) имперские войска должны были выступить против Польши, тем самым связать ее боевыми действиями и не допустить оказания помощи Великому княжеству Литовскому. Но война так и не состоялась, а польские отряды в скором времени пополнили войско Константина Острожского. Таким образом, еще задолго до Оршанской битвы Максимилиан не проявлял желания участвовать в кампании, предоставив эту возможность союзникам. В текст договора, заключенного Шнитценпаумером еще весной, 4 августа 1514 г. были внесены значительные изменения: вместо четких пунктов о совместной войне против Ягеллонов предлагалось прежде попытаться мирным путем склонить польского короля к удовлетворению требований союзников и только в случае его отказа исполнить эти требования — открыть военные действия. Государь Василий Иоаннович категорически отказался от такого изменения в содержании грамот, что в итоге привело к «замораживанию» русско-австрийского союза.

Российское государство не лишилось своего военного потенциала — уже через несколько месяцев воеводские полки опустошали Литву. К Мстиславлю ходила рать князей Б. И. Горбатого и С. Ф. Курбского, к Белой и Витебску — отряд В. Д. Годунова, к Дорогобужу — воеводы кн. Данила Васильевича Щени. Дерзким набегом 28 января 1515 г. псковским наместником А. В. Сабуровым был взят Браславль. Зимой 1515 г. опустошительным смерчем прошла армия кн. В. В. Шуйского по Литовской земле. По справедливому замечанию А. А. Зимина, битва под Оршей «задержала развитие русских успехов, но не могла их нейтрализовать».

Сражение на Оршанском поле можно назвать крупным тактическим, но никак не стратегическим успехом Литовского княжества. По наблюдению имперского посла Сигизмунда Герберштейна «эта победа не дала королю ничего, кроме возвращения трех крепостей по сю сторону Смоленска». В 1516–1522 гг. противники обменивались колкими ударами. В 1517 г. единственное контрнаступление польско-литовских войск потерпело крах под маленькой крепостью Опочкой. Несмотря на то что воеводам Василия III не удалось взять в 1518–1521 гг. Витебск и Полоцк, все же инициатива до конца войны находилась в руках русских. Русские войска неоднократно вторгались в пределы ВКЛ, в редких случаях встречая сопротивление, а в 1519 г. впервые в истории русско-литовского противостояния московская конница вышла на Виленский тракт, чем навела значительный переполох среди жителей столицы. В конечном итоге битва не повлияла на результаты войны 1512–1522 гг., поэтому вряд ли уместно представлять ее генеральным сражением.