Читать книгу "Пятое царство - Юрий Буйда"

Остановка в Троице была недолгой – в монастыре у меня не осталось друзей.

Когда-то я часто приезжал сюда, чтобы встретиться с Авраамием Палицыным, келарем святой Троицы и замечательным собеседником. Отец Авраамий руководил обороной обители в 1618 году, когда монастырь окружили поляки, а его книга о Смуте – труд блестящего писателя и ответственного мыслителя, который искал причины русской катастрофы в России, а не в Польше или Швеции.

И кто знает, как сложилась бы судьба русского трона и России, если бы не авторитет отца Авраамия, неустанно склонявшего своих многочисленных друзей и духовных чад отдать голоса за Романовых.

Но по возвращении в Москву Филарета, неприязненно относившегося к Палицыну, келарь был вынужден отойти от дел и уехать на Соловки…

Поспав в монастырской гостинице часа три-четыре, мы наскоро перекусили и на рассвете отправились в путь.

В прежние годы дорога на Галич была оживленным торговым трактом, по которому тянулись к Москве тысячи возов, груженных рыбой, кирпичом, лесом, мехами, бычьими тушами, бочками, кадками, ящиками и кулями, но после жестоких расправ Ивана Грозного, после долгих лет Смуты она подзаросла травой, а леса по обеим ее сторонам стали гуще и страшнее.

Гуннар погонял лошадей, Истомин-Дитя подремывал, иногда наваливаясь на меня могучим плечом, а я все никак не мог ни заснуть, ни придать стройность мыслям о Юшке Отрепьеве, самозванце и моем троюродном брате…

По рассказам тех, кто знал Богдана Отрепьева, отца Юшки, он был безвольным пьяницей и неудачником, хотя причины своих бед искал только в происках врагов и неблагоприятных обстоятельствах.

Он любил вспоминать о славном предке – литовском дворянине Владиславе Нелидовском, который поступил на службу к великому князю Дмитрию, вместе с ним сражался на Куликовом поле, принял православие, получив при крещении имя Владимир. Его потомкам не везло – они едва сводили концы с концами. Правнук Владислава-Владимира – Давид Фарисеев – явился ко двору Ивана III в обносках и получил от государя обидное прозвище Отрепьев.

Некоторым Отрепьевым удавалось вырваться из нищеты и безвестности, но не Богдану. Малорослый, тощий, криворотый и жидкобородый, он бредил величием рода, но дослужился лишь до стрелецкого сотника, а сорока десятин пашни и четырнадцати рублей годового оклада не хватало ни на содержание семьи, ни на холопа, которого в случае войны он был обязан вооружить и посадить на коня. Чтобы поправить дела, свободный дворянин Богдан Отрепьев стал арендатором бояр Романовых, опустившись таким образом до статуса сына боярского.

Мой отец называл его гистрионом, актером: Богдан постоянно требовал внимания, любви и впадал в бешенство, если ему казалось, что им пренебрегают. Месяцами он пропадал в Москве, пил вино в Немецкой слободе, дрался, таскался по шлюхам, играл в зернь, и однажды зимой его с перерезанным горлом привезли на телеге в поместье на берегу Монзы и похоронили возле деревенской церквушки.

Варвару же Отрепьеву все, напротив, жалели и уважали – уважали за ясный и трезвый ум, твердость характера, домовитость и, наконец, за ту особенную русскую простую красоту, которая нередко гармонично сочетается с добротой. И хотя ей исполнилось двадцать три, Варвара, красиво располневшая после рождения двоих сыновей, легкая на ногу, полногрудая, синеглазая, была еще женщиной хоть куда. Она была надежна как куб, говоря словами поэта, и, если бы ее муж не был таким вздорным человеком, их семейная жизнь могла бы мало-помалу наладиться.

Первая наша встреча случилась года через два-три после смерти Богдана, на святках, когда Варвара Отрепьева привезла к нам своего сына в надежде на то, что мой отец излечит Юшку от болезни, о которой говорили шепотом: мальчик был левшой, mancinita.

Леворукость – недуг не менее опасный, чем одержимость бесами. Известно ведь, что левша часто склонен к мужеложеству, курению табака и изготовлению фальшивых денег. Нельзя было забывать и о том, что со временем дворянину Отрепьеву предстояло нести воинскую службу, и он должен был сражаться за правое дело с оружием в правой руке.

Озабоченная будущим сына, Варвара обратилась за помощью к родственнику – моему отцу, который славился своими познаниями в медицине, астрологии, хиромантии и других точных науках. Он избавлял горьких пьяниц от недуга, давая им пить настоянную на вине с муравьями траву варахию, и всегда имел запас кудреватого дягиля для тех, кто боялся черных чар и злых еретиков. Говорили, что в тайниках у него припрятаны и мандрагора, которая делает преступника неуязвимым для закона, и заветная белая косточка, вываренная из черной кошки и превращающая человека в невидимку…

Общее мнение было таково: человек, которому по закону было позволено лишать жизни других людей, палач, стоящий у врат ада, как царь – у врат небесных, просто не может не обладать сверхъестественными способностями. И в этом убеждены не только темные простолюдины, но и люди сведущие, которые полагали, что бывших палачей, как и бывших царей, не бывает.

Однако сам отец не раз говорил, что самое сильное средство от всех недугов – молитва и крестное знамение, которые суть напряжение духов, способное изменить телесное и душевное состояние больного, подвластного этим духам.

Варвара Отрепьева была неглупа, владела грамотой, читала Писание и научила этому сына, однако и она считала, что Петру Звонареву подвластны стихии, духи и звёзды. И поэтому доверила ему своего сына со страхом, но без колебаний.

Она приехала в сопровождении нескольких пожилых родственниц и служанок, которые заняли все свободные комнаты наверху.

Помню, что при первой встрече Юшка мне не понравился: лицо у него было круглое и при этом асимметричное, с крупными родинками на щеке и лбу, с кривоватым ртом, с маленькими круглыми глазами – невыразительными, как пуговицы.

Говорят, что именно тогда отец и Варвара стали любовниками.

После смерти жены – моей матери – справляться с одиночеством отцу помогала то дочь кухарки Настена, то турчанка Айка, купленная в Москве по случаю, то еще какая-нибудь женщина из дворовых. Об этом, конечно же, никто не говорил вслух.

Но связь с дворянкой – совсем другое дело.

Варвара Отрепьева была настоящая matrona, а значит, могла остаться одна разве что в нужном чулане, на молитве и в постели. В остальное время ее сопровождали помощники и помощницы, куда бы она ни отправилась – на кухню или в кладовую, в баню или в поле, в гости или на мельницу.

Мало того что от нее зависело благополучие семьи и слуг, она еще должна была являть собой образец твердой нравственности и неулыбчивого вдовьего благочестия. Чужой мужчина, пусть и родственник, мог разговаривать с нею только при свидетелях.

Возможно, отцу приходилось прибегать к хитростям и уловкам, чтобы остаться наедине с Варварой. Самым надежным средством был сок недозревшего мака Papaver somniferum, который в небольших дозах добавлялся в вино или другое питье и вызывал у соглядатаев скорый и глубокий сон.