Читать книгу "Тайны Чёрных Холмов - Марианна Цветкова"

– Даже если ты найдёшь ответ, тебе это не поможет, ведь расколдовать-то тебя некому. Ты совсем один в Башне-На-Круче, и останешься одиноким на веки вечные.

Затем Верховная подлетела к окну, залезла на подоконник и отчётливо, с расстановкой, произнесла:

– В помощниках я ценю не ум, а преданность. Ты верен мне, Старый Пень?

– О да, Мудрейшая! – прозвучал скрипучий голос из темноты.

И вдруг, откуда ни возьмись, на подоконнике рядом с бякой вырос пень. Настоящий пень от дряхлого дерева, только с глазами, корнями и длинным острым носом в виде сухой ветки.

– Я стану твоим помощником вместо него, я буду служить тебе верой и правдой, и ты ни разу не пожалеешь о том, что взяла меня на службу, – проскрипел пень.

Верховная неуклюже взгромоздилась на Старого Пня и пришпорила грязными пятками. Вылетев в окно, она ещё немного покружила верхом на Пне под умоляющим взглядом Мобиуса, наслаждаясь своим триумфом. А затем оба, она и Пень, засмеялись и взмыли ввысь. На прощание Верховная погрозила Мобиусу крючковатым пальцем с длинным ярко-красным ногтем, кольцо с огромным рубином сверкнуло в ярком свете луны.

Мобиус хотел заплакать – так обычно поступают люди в безвыходных ситуациях. Но он не был человеком, а злыдни плакать не умеют.

Глава 13. Из трубус вывалиусс!

Минул то ли век, то ли миг, то ли тысяча лет. Бяка Аля перестала ориентироваться во времени. Вроде бы только что она стояла на кочке Могучке, а сейчас уже лежала на холодном полу незнакомого кабинета со множеством скульптур, с хрустальной люстрой в середине потолка, с мраморным камином и безделушками на каминной полке. Через открытое окно тускло светило солнце и веяло утренней прохладой, а птицы громко и тревожно переговаривались на общебякандском.

Бяка Аля прислушалась, и ей показалось, что птицы несут несусветную чушь. Спорят о том, умеют ли старые бяки летать и бывают ли в природе летающие пни, а ещё удивляются тому, что если деревья сбросили ухаря с крыши, то почему он не упал на землю? Птицы судачат о том, что все мухи в округе, вплоть до самого Мечтайбурга, стали вдруг грустными и впали в депрессию, а один нервный мотылёк даже наложил на себя лапки.

Аля понимала трели птиц, но не находила в них никакого смысла. О какой старой бяке болтают птицы, и что за ухаря сбросили с крыши? Але всегда казалось, что птички поют о любви и о гнёздах, а уж никак не о бяках и не о пнях.

В просторной комнате не было ни души. Аля огляделась вокруг и сразу поняла, что находится в старинном замке. Замок ведь ни с чем не перепутаешь, ну разве что с дворцом: полукруглые своды, колонны, пол в виде шахматной доски, а на стенах – картины в рамах. Внимание Али привлекла одна из картин, с изображением природы, то и дело из-за деревьев выскакивали бяки и корчили рожи. Аля рассмеялась – это же не картина, а современный бякобук! Что, если связаться по бякобуку с Мишелем?

Опережая мысль, из уст бяки вырвался крик:

– Мишель!

Почти сразу бяка вспомнила про свисток на шее и дунула в него.

Мышонок появился быстро – выпрыгнул из бякобука в комнату и набросился на Алю, цапнув зубами за лапу чуть повыше локтя.

– Ты что, с ума сошёл?! – завопила Аля. – Я сейчас так тебя укушу, что тебя после этого… даже в мышеловку не возьмут!

– Где ты болталась всё это время? – закричал Мишель.

– Разве прошло много времени? – с тревогой спросила бяка.

– Тебя не было целых три дня! Я волновался, я звал тебя, но ты не откликалась. Где ты была? Я не видел тебя среди живых!

Бяка с облегчением вздохнула: хорошо, что минуло всего три дня, а не сто лет и не тысяча.

– М-м… Последнее, что я помню – это как я загадала желание на кочке Могучке – чтобы оказаться в Башне-На-Круче, – сказала Аля. – А пару минут назад проснулась здесь, на полу. Больше я ничего не помню, – бяка захлопала глазами.

– Она проснулась! – вне себя от возмущения завизжал Мишель. – Это был не сон, а путешествие во времени и пространстве. Тебя не было ни на земле, ни на небе. Да ты вообще могла заблудиться, это просто чудо, что ты попала туда, куда надо, к тому же всего через три дня. Кочка Могучка – страшное место. Разве я не говорил тебе, чтобы ты не шутила с магией? Это ужасно опасно! Заниматься колдовством может только опытный волшебник – такой, как я!

– Но задохлики сказали…

– Не слушай задохликов. У тебя своя голова на плечах!

К бяке постепенно вернулась самоуверенность.

– Ладно, Мишель, успокойся, – сказала она примирительным тоном. – Возможно, я и правда погорячилась с кочкой Могучкой, но ведь всё обошлось, правда? И хватит меня ругать, мне это неприятно. Как там, кстати, дела в Бякандии?

Мишель сразу сник.

– Всё плохо, ужасно, катастрофично, – буркнул он. – Верховная вернулась.

– Что-о? Что значит, вернулась? – опешила Аля.

– То и значит. Прилетела верхом на Старом Пне.

– Выходит, Старый Пень тоже вернулся?

– Ага. И генерал Дрындель, только тот – чуть позднее. Все три дня, пока тебя не было, Сюсьтик рос как на дрожжах, а Верховная творила бесчинства в Бякандии: собирала армию, колдовала и морочила головы бякам и букам. Я уверен, что Верховная хочет захватить весь мир, даже людей. Попомни мои слова: не пройдёт и месяца, как она развяжет страшную войну.

Бяка и мышонок сидели на полу кабинета Мобиуса и разговаривали, когда в каминной трубе раздался громкий ритмичный стук: «тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук, тук-тук».

– Кто там? – испуганно спросила Аля, и в ответ послышалось отдалённое уханье.

– Может, это крыса? – предположила бяка.

– Нет, вряд ли. Животное не способно отбивать ритм и ухать. Звуки издаёт разумное существо.

Мишель встал на задние лапы, поправил цилиндр, вытянул лапу вперёд и произнёс заклинание:

– Из трубус вывалиусс!

В дымоходе послышался шум, гам, тарарам, и в следующую секунду из каминной трубы выпало что-то тяжёлое, обгорелые дрова и головешки посыпались на пол, серый пепел полетел во все стороны. Аля и Мишель начали чихать, но по-прежнему никого не видели.

– Ух! Ребята! Вы здесь? – раздался радостный голос из непроницаемого облака пепла.

И тут из пустоты появился Вилли – он наконец-то догадался снять с себя шапку-невидимку и теперь комкал её в руках. Ухарь с головы до ног был измазан грязью и копотью, а его любимые усы, обычно идеально ухоженные, представляли собой жалкое зрелище. На длинном ремне через всю грудь ухаря болталась грязная холщёвая сумка.