Читать книгу "От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен"

В эпоху военного коммунизма экономика города была практически полностью уничтожена. В 1917–1920 гг. производство сигарет упало на 78 %, хлопковой нити — на 93 %, чугуна — на 96 %, а гужевых молотилок — на 99 % (Нуттер. 1962, 420, 438, 454–455). Количество рабочих, занятых в промышленном секторе, за этот период сократилось с 2,6 млн до 1,2 млн человек (Ноув. 1990, 57). И если в 1913 г. крестьянское сословие составляло около 72 % населения, то к 1926 г. этот показатель достиг 82 % (Дэвис. 1990, 251).

Несмотря на проблемы в промышленном секторе экономики, правительство большевиков стремилось к полному контролю и в этой сфере. Декрет от 27 ноября 1917 г. дал профсоюзам право контроля над предпринимательством. Вплоть до марта 1918 г., когда сфера железнодорожных перевозок перешла под контроль правительства, союзы железнодорожников осуществляли эффективное управление транспортной отраслью. На протяжении всего этого времени Ленин выступал против «передачи железных дорог железнодорожникам, а кожевен — кожевникам» (Ноув. 1990, 32), аргументируя это тем, что истинный социализм предполагает формирование системы национального планирования, а это, по его мнению, совершенно невозможно в ситуации, когда предприятиями управляют рабочие. Таким образом, новой задачей внутриполитического курса стала национализация промышленности. В ноябре и декабре 1917 г. эти меры привели к объединению банковской сферы страны и возникновению единого учреждения — Народного банка. Для управления государственными предприятиями 15 декабря 1917 г. был создан Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Но, несмотря на все эти меры, к июню 1918 г. правительству удалось национализировать лишь 487 компаний, причем значительная доля этого успеха стала возможной из-за усилий местных (Ноув. 1990, 45). Для выполнения поставленной задачи ВЦИК издает декрет о национализации, благодаря которому к сентябрю 1919 г. порядка 4 тыс. крупных предприятий перешли в собственность государства, а к ноябрю 1920 г. такая же участь постигла небольшие заводы и мастерские, хотя следует отметить, что с учетом принципов организации малого бизнеса в СССР практически не существовало возможности для централизации управления на предприятиях данной категории.

К началу 1921 г. большевикам удалось взять под контроль большую часть экономики страны, которая по-прежнему лежала в руинах. Так, объем производства зерна в этот период был на 56 % ниже уровня 1913 г., объемы выпуска продукции животноводческого сектора — на 73 %, а промышленной продукции — на 70 % (Дэвис. 1990, 5–6). Курс на новую экономическую политику, провозглашенный Лениным, призван был стабилизировать экономическую ситуацию и смягчить реакционность крестьянства. Во многом нэп стал отражением стремления уйти от чрезвычайных мер, характерных для эпохи военного коммунизма: крестьяне по-прежнему сохраняли свои земельные участки, на смену продразверстке пришла система умеренного налогообложения, промышленное производство было переведено на коммерческие принципы функционирования с внедрением системы трастов, задачей которых стала максимизация прибыли. Кроме этого, были предприняты меры по легализации сектора частной торговли, а рыночные отношения стали определяющим принципом в экономическом взаимодействии между крестьянами, городскими жителями и промышленной отраслью.

В общих чертах политический курс Ленина показал свою эффективность в достижении краткосрочных целей: наблюдалось восстановление производства в промышленной и сельскохозяйственной сферах экономики, и к концу десятилетия уровень производства сравнялся с довоенным уровнем[32]. Однако с точки зрения других аспектов эта политика демонстрировала глубокие противоречия, поскольку методы ее реализации были слишком умеренными, чтобы способствовать достижению революционных целей большевистского правительства. Три из них представляются наиболее важными в рамках настоящего исследования.

Первой целью большевиков было установление социализма, причем актуальность ее в равной степени была очевидна как сама по себе, так и в качестве предпосылки для выполнения других задач. В то время как крупная промышленность подверглась национализации в эпоху нэпа, основная доля сферы торговли и малые предприятия по-прежнему оставались в руках частных владельцев, что породило новый класс капиталистов и торговцев — так называемых нэпманов. Но не затем коммунисты делали революцию, чтобы плодить нэпманов.

Столь же неоднозначной была ситуация в деревне. Пахотной землей фактически владели общины — институты, с марксистской точки зрения, докапиталистические, и сфера сельского хозяйства в основе своей была нестабильна по той же самой причине, которую Ленин приводил еще до событий 1917 г.: аграрное производство демонстрировало рост при увеличении масштабов хозяйств, поэтому рано или поздно деревня раскололась бы на немногих капиталистических земледельцев (или кулаков) и основную массу безземельных работников. Эта формирующаяся группа «сельских капиталистов», как и нэпманы, воспринималась в качестве противника нового порядка.

Второй целью революции большевиков была индустриализация. Несмотря на то что условия нэпа предоставляли достаточную платформу для восстановления экономики страны, ключевой вопрос, который не решен до конца и по сей день: могли ли характерные для этого курса аграрная система и промышленная организация стать прочным фундаментом быстрого экономического роста. Крестьянское земледелие вызывало у большевиков глубокие сомнения с точки зрения его технической и экономической эффективности; они полагали, что крестьянство являлось отсталым сословием, не восприимчивым к модернизации. Более того, середняцкие хозяйства — самая распространенная категория в середине 1920-х гг. — были наиболее самодостаточны, а следовательно, представляли собой наименее вероятный источник продовольствия для города. В условиях промышленного роста и повышения спроса на продукты питания возникали определенные проблемы, для предотвращения которых требовалась реорганизация системы крестьянских хозяйств в крупномасштабные социалистические фабрики по производству продовольствия. Примерно такие взгляды разделяли большевики. Однако основная сложность при этом заключалась в выработке способа и конечной формы, к которой следовало стремиться при создании таких объединений. На этот счет единого мнения в партии не было.

Итак, в промышленной сфере курс на новую экономическую политику не способствовал обретению преимуществ, которые социализм сулил отсталому государству, вступившему на путь индустриализации. Управление промышленным производством в этот период осуществлялось по капиталистическому методу, несмотря на то что эта отрасль находилось в собственности государства. Подобное несоответствие формы и содержания выражалось в двух потенциальных дефектах. Во-первых, в процессе принятия инвестиционных решений предприятия руководствовались исключительно собственной выгодой, игнорируя те преимущества, которые их инвестиции могли создавать другим фирмам. То есть в данной ситуации не рассматривались варианты социально полезного размещения капитала, и решение этой проблемы заключалось во внедрении системы централизованного планирования. Во-вторых, предприятия нанимали рабочих только в том случае, если они могли обеспечить достаточный объем продаж для покрытия издержек по заработной плате, то есть требовалось, чтобы стоимость предельного продукта превышала объем расходов на заработную плату. Однако в условиях структурной безработицы, подобной той, что существовала в Советском Союзе, прирост объемов производства мог осуществляться посредством найма работников с положительным предельным продуктом, даже если его стоимость была ниже уровня расходов на оплату труда. Подобная мера была вполне доступна государственным предприятиям, однако частные производители не могли позволить себе такой метод. Следовательно, отказ от капиталистических принципов найма рабочей силы мог способствовать росту благодаря расширению масштабов занятости на производстве. Степень адаптации нэпа оказалась недостаточной для реализации какой-либо из этих перспектив; обе они нашли свое применение лишь в системе экономической организации, характерной для эпохи Сталина, и показали при этом высокую эффективность.