Читать книгу "Запомни меня навсегда - Сабин Дюран"

Вряд ли Фред есть на «Фейсбуке», с другой стороны, кого там только нет! Много Фредов Лоренсов и Фредов Лоусонсов. И только один Фред Лоус. Ни фотографии, ни личных данных – лишь синий силуэт. Я все равно отправила ему сообщение. Написала так: простите, если вы не тот Фред Лоус, если же я не ошиблась, пожалуйста, свяжитесь со мной.

Как самонадеянно было с моей стороны просто сидеть с красной помадой на губах и ждать! Кроваво-красная, цвета кошенили, цвета крови… Покончив с поисками, я захлопнула крышку ноутбука.

После обеда – консервированный томатный суп, который ела прямо из кастрюльки – я заставляю себя выйти в свет. Отодвинув Зака на задворки сознания, отправляюсь в район Коллирс-Вуд – в дом престарелых «Буки», где теперь живет мама.

Зарегистрировавшись, нахожу ее в холле за просмотром реалити-шоу «Судья Джуди». Как всегда, сердце сжимается от любви и чувства вины. Она сидит рядом с мужчиной с болезнью Паркинсона, которого персонал называет ее «бойфрендом». Фил спит с полуоткрытым ртом. Голова мамы покоится на спинке кресла, глаза слезятся, кожа на скулах сухая и натянутая. Она заметно похудела, и я с тревогой отмечаю, что ноги опухли сильнее, чем перед выходными.

Я привезла ее любимые ириски со вкусом шоколадных эклеров. Кладу коробку ей на колени.

– Как ты, мама? – спрашиваю я, целуя ее в макушку.

– Тот мужчина, – заявляет мама, сбивая на пол ириски тыльной стороной ладони, – забрал все мои деньги.

Я поднимаю конфеты и аккуратно кладу их на соседнее кресло.

– В «Судье Джуди»?

– Тут! – говорит она. – Ну, тот, что живет в ванной. Пришел ко мне в комнату, притворялся милым.

– Когда? – спрашиваю я. – Какой мужчина? Когда он был в ванной?

– Все они одинаковые! – тоненьким голоском поет мама. – Шлюхи!

Я, недоумевая, смотрю на нее.

– Хватит-хватит! – вмешивается медсестра Анжи, разбирающая лекарства Фила неподалеку. – Следи за языком, Лин!

Хотя здешние сиделки считают маму грубой и капризной, она вовсе не такая. До болезни Альцгеймера она никогда не выражалась подобным образом. Была сильной и способной на многое. Овдовела в двадцать восемь лет, оставшись с двумя детьми младше шести, устроилась буфетчицей в школьную столовую, потом секретарем, ведущим прием посетителей у семейного врача. Научилась печатать и по вечерам брала на дом работу у бывшего коллеги мужа. Она хотела дать нам с сестрой самое лучшее. Как она гордилась Пегги, которая получила университетский диплом и нашла богатого мужа!.. Бедная мамочка! Всегда я ее подвожу. Даже сейчас.

Смотрю на зимний сад. В центре стоит абстрактная статуя из бетона, окруженная сухой декоративной травой. Спрятаться негде. Из приемной доносятся голоса. Женщину на инвалидном кресле везут по пандусу к машине. Медбрат придерживает открытую дверь. В регистратуре постоянно кто-то есть. Посторонний ни за что не пройдет незамеченным.

Убеждаю маму встать, веду ее в ванную мыть голову. Включаю кран, чтобы она привыкла к звуку льющейся воды, иначе может испугаться. Ставлю возле раковины стул, она отклоняется назад и зажмуривается. Я осторожно мою волосы, промокаю глаза и лицо полотенцем, иначе будет раздражение. Кожа на голове сухая как пергамент. Мама не говорит ничего, но и не жалуется.

Отвожу ее в комнату, сажаю на край кровати и расчесываю влажные волосы гребнем. Расспрашиваю ее про детство в Кенте. Это она любит. Воспоминания ее успокаивают. Она рассказывает про яблони в дальнем конце сада, я тем временем наполняю водой кувшин, поливаю цветы и навожу порядок. Пытаюсь понять, все ли на своих местах. Снова захожу в ванную, заглядываю под раковину и за ванну. Вроде бы все, как и было. В спальне на фотографиях пыль, следов пальцев нет. Вытираю их тряпочкой. Сначала фото отца, сделанное на пляже в Девоне. Мне кажется, что я помню те каникулы, вкус соли и мороженого на губах, папину улыбку, его колючую бороду, однако я себя обманываю. Это ложное воспоминание, навеянное фотографией. Рядом стоит свадебный портрет Пегги и Роба, потом мы с Пегги в детстве в одинаковых платьях. В углу маленький снимок Зака. Это я его туда воткнула. Он выпадает из рамки, когда я стираю пыль, и я его рассматриваю. Загорелый смеющийся мужчина, волосы развеваются на ветру. Мы только что бегали наперегонки по берегу. Он мне поддался. После того, как был сделан снимок, мы пускали по воде блинчики и бросали собаке палку. Закатали джинсы до колен и бродили по воде. Он снял футболку и вытер мои ноги.

– Зак всегда был счастлив у моря, – говорю я.

Мама напевает про себя, теребя покрывало.

Когда Зак переехал ко мне, он поразился, сколько у мамы всяких безделушек: ярко раскрашенные деревянные петушки из Португалии, куколки в греческих национальных костюмах, кувшинчики и колокольчики, многочисленные хлорофитумы. Все это мы упаковали в коробки, но места в ее комнате в «Буках» было маловато, поэтому мы привезли ей только самое любимое – растения и коллекцию колпортовских фарфоровых домиков. Зак их терпеть не мог, а мы с Пегги их в детстве обожали. С тех пор как родители поженились, папа дарил маме по домику на каждый день рождения.

Домики стоят на полке в ряд. Я их считаю. Потом пересчитываю. Их пять, хотя должно быть шесть. Один пропал. Какой именно? Желтый особнячок, домик в форме зонтика, красная вилла с двумя флигелями, обсаженная розами, – все на месте. Нет любимого Пегги бело-голубого домика в швейцарском стиле. Заглядываю под кровать на случай, если он упал, потом осматриваю полку возле телевизора, если вдруг его переставили.

– Ты сто лет ко мне не приходила, – внезапно выдает мама. – Никогда меня не навещаешь!

Она смотрит на меня, закусив губу. Сажусь рядом, беру маму за руку. Напоминаю, что была у нее в пятницу. На выходных прийти не смогла, потому что уезжала из города. Немного рассказываю ей про последние пару дней: как была на море, как познакомилась с известным членом парламента по имени Алан Мерфи. Описываю его дом на вершине утеса, подставку для зонтиков, сделанную из бедной лисы. Я пытаюсь вспомнить как можно больше подробностей. Раньше ей нравились подобные истории.

– Другая девочка мне нравится больше, – говорит она, пока я перевожу дух. – Она красивая!

– Конечно.

– Лучше бы тебе оставить меня в покое.

– Ладно. – Целую ее в макушку. – Я пошла.

– И скажи тому мужчине, чтобы он тоже не приходил!

– Какому мужчине? – спрашиваю я с содроганием сердца, но она уже сжала губы и отвернулась к окну.

На пост заступила другая медсестра, Фло. Она говорит, что за завтраком мама «чуть-чуть срыгнула», и мы обсуждаем возможные причины. Я осторожно расспрашиваю о пропавшем домике, узнаю, не мог ли он разбиться. Не хочу поднимать шум. Незадолго до Рождества пропало мамино обручальное кольцо. Пегги разозлилась и устроила скандал. Персонал обиделся и обвинил больницу, где у мамы брали кровь на анализ. Поэтому стараюсь быть осторожнее.

– Насколько я знаю – нет, – отвечает Фло. – Вы уверены, что их было шесть?