Читать книгу "Год огненного жениха - Дарья Калинина"

При всем том, тишина в квартире стояла такая, что было слышно тиканье старинных часов с боем, которые стояли у Эммы в гостиной.

— Я посмотрю на кухне, в туалете и в ванной, а вы в комнатах.

Верочка уже двинулась в указанном направлении, но Марии Федоровне предложение Любочки не понравилось.

— Не будем разделяться, девочки, — властно произнесла она. — Вдруг что-то пропадет, а скажут на нас. Будем все время держаться вместе, чтобы потом в случае чего подтвердить, мы были друг у друга на виду, ни одна из нас ничего взять не могла.

Это было разумно, хотя и немножко цепляло. Получалось, что Мария Федоровна изначально подразумевает, что кто-то из них троих может что-то взять. Ну да, так. А иначе зачем им контролировать друг дружку?

Втроем они сходили на кухню, внимательно ее осмотрели и убедились, что если Эмма Леонидовна и завтракала, то ни малейшего следа этого завтрака не осталось. Вся посуда стояла в шкафчике. Кофеварка выглядела так, словно ее только что принесли из магазина. А на раковине не было видно ни малейшего подтека или даже капли.

— У нее так чисто, — невольно поразилась Верочка.

— Эмма помешана на аккуратности. Но за эти качества ее и ценят.

В спальне никого не оказалось. И широкая двуспальная кровать была заправлена и опять же выглядела так, словно к ней никто никогда не прикасался. Воспользовавшись тем, что Мария Федоровна направилась к дверям, Любочка отогнула угол покрывала вместе с одеялом и взглянула на белье. Так и есть! Белье было свежим, как только что из-под утюга, ни морщинки, ни складочки, ни пылинки.

— Каждое утро она его, что ли, меняет? Если да, то это уже какая-то ненормальность!

После спальни пошли в гостиную и внимательнейшим образом там все оглядели. Подруги обратили внимание на отсутствие мужского парфюма на трюмо. В прошлый визит от флаконов с мужской туалетной водой и разнообразных лосьонов на трюмо было тесно, а сейчас хоть коней выпасай. И шелкового шарфа не наблюдалось.

— Куда же делись мужские вещи?

Верочка сбегала в прихожую и заявила, что запонки тоже исчезли. Равно как и красивые мужские туфли в прихожей тоже испарились.

— Девочки! — сердито прошипела Мария Федоровна. — Я же предупреждала! Ходим только вместе. Вот ты, Верочка, куда-то убежала, прибегаешь, говоришь, что запонки исчезли, что я должна после этого про тебя думать? Не ты ли эти запонки и прихватила?

Верочка фыркнула.

— Да тут все мужские вещи пропали! Готова спорить, в шкаф заглянем, там тоже одни женские шмотки остались!

И прежде чем Мария Федоровна успела проронить хоть один звук, Верочка уже распахнула дверь. Ах, лучше бы она этого не делала! Потому что в ту же секунду, как дверь открылась, прямо на Верочку с диким воплем и уханьем выскочил какой-то тип. Он толкнул оторопевшую Верочку в грудь, отчего она отлетела в сторону и плюхнулась на попу. Самостоятельно встать от пережитого потрясения она не могла и только размахивала руками. Любочка кинулась поднимать Верочку, а Мария Федоровна так громко завизжала, что у всех заложило уши. Незнакомец схватился обеими руками за голову, тоже завопил не своим голосом, а затем кинулся бежать в сторону выхода.

Любочка к этому времени уже поставила Верочку на ноги и спохватилась:

— За ним! Нельзя ему дать уйти!

Все три женщины, отталкивая и мешая друг другу, побежали в коридор. Но в прихожей чужака уже и след простыл. Он убежал. Впрочем, на лестнице еще раздавались его шаги.

И перегнувшись через перила, Любочка завопила что было мочи:

— Задержите его! Это вор! Задержите его!

Верочка вызвала лифт, и все три женщины спустились. Консьержку они на ее обычном месте не увидели. Оказалось, что она стоит в дверях и смотрит вслед улепетывающему по улице мужчине.

— Кто это такой? — пробормотала женщина растерянно. — Промчался мимо меня, словно метеор. Откуда он взялся?

— Это вор! — воскликнула Мария Федоровна. — Он прятался у Эммы Леонидовны дома! Хотели задержать, да какое там. Растолкал нас и удрал.

— Батюшки! — побледнела консьержка. — Это что же такое делается! Снова в квартире Эммы Леонидовны безобразничают. А где же она сама?

— Мы бы это тоже хотели знать. На работе ее нет. Дома какой-то тип в шкафу прячется. Безобразие.

— Безобразие, — кивнула консьержка.

— Простите, — обратилась к ней Любочка. — Вы Валя?

— Нет. Валя — это моя сменщица. А я Татьяна.

Это была маленькая бесцветная женщина неопределенного возраста. Ей могло быть как пятьдесят, так и пятьдесят пять, или даже шестьдесят, или все семьдесят. Трудные бытовые условия вынуждают людей сдавать раньше времени. И на женщинах эта закономерность особенно сильно сказывается.

— А я вам так скажу, — продолжала консьержка, — безобразие это стало твориться после ухода Лени. Как он от матери отселился несколько лет назад, так все и началось. Пожилая женщина, а завела интрижку с сопляком, который ей в сыновья годится.

— Вы сказали, что любовник у Эммы появился уже после того, как от женщины съехал ее сын? Не наоборот?

— Я уж таких тонкостей не помню. Но сына могу понять. Она же старше своего любовника в два раза. Ему двадцать три, а ей уже за пятьдесят. Разве это дело, когда старая баба с сопляком встречается? А ей точно пятьдесят стукнуло.

Любочка с Верочкой могли это подтвердить. Юбилей Эммы Леонидовны праздновали у них в «Планктоне» с размахом. И произошло это главным образом благодаря Павлу Семеновичу, который оплатил все расходы на праздник. Сама Эмма Леонидовна, помнится, собиралась отделаться пирогами с тремя начинками — капустой, брусникой и яблоками.

— Бруснику я сама собирала. Яблок в этом году хоть в землю закапывай. А капусту я уж как-нибудь куплю. Хорошо посидим, чаю попьем.

Но Павел Семенович о пирогах не хотел и слышать. Он снял на весь вечер ресторан, где «Планктон» весело и шумно отметил пятидесятилетие юбилярши. Звучали тосты, шампанское стреляло пробками по люстрам, Эмма Леонидовна сияла умело наложенным макияжем и свежей прической. В подарок ей преподнесли от коллектива деньги, а от Павла Семеновича какое-то ювелирное украшение в знак заслуг главного бухгалтера и дружбы, которая их связывала.

И никакого Николашеньки тогда еще и в помине не было. И Лени не было. В качестве сопровождающего у Эммы — какой-то дальний родственник. Кажется, ее племянник, которого невозможно было заподозрить в нежных отношениях с тетей. Немного неуклюжий тридцатилетний и небритый он даже на юбилей родственницы не пожелал надеть свежую рубашку и костюм с галстуком. И с угрюмым видом просидел все мероприятие в толстом шерстяном свитере, в котором ему должно было быть очень жарко. А Леня так и не появился, словно бы его вовсе не было.

Вообще, мать и сын были удивительно разными людьми. Не было между ними ни родственного сходства характеров, ни общих привычек, ни объединяющих их интересов. Эмма Леонидовна считала, что сын должен реализовать ее амбиции, стать великим математиком, дескать, у него для этого есть потенциал. Что думал по этому поводу Леня, сказать было сложно, потому что его никто не спрашивал. И Эмма Леонидовна, не стесняясь, сына своего за нежелание всегда и во всем действовать в ее интересах шпыняла без продыху. Помогало это мало, но должно было здорово напрягать их обоих. Так что Леня мог уйти жить отдельно и без всякого Николашеньки.