Читать книгу "Посылка - Себастьян Фитцек"

– Да, то есть, я имею в виду, нет. Вы же знаете Салима?

– Нашего почтальона?

– Он всегда угощает Самсона лакомством, сегодня тоже.

– Хм.

Планк почесал лоб, и Эмма желала бы не видеть этого, потому что его пальцы в латексных перчатках напомнили те, что гладили ее голову. Тогда, в темноте гостиничного номера.

– И что теперь делать? – спросила она ветеринара, держа одну руку на грудной клетке Самсона и уставившись на белый шкаф-витрину с марлевыми бинтами и шинами-воротниками, как будто это произведение искусства.

– Сначала нужно подождать, – ответил Планк и критично оглядел капельницу. Он указал на сточный желоб стола. – Мы лечим его, основываясь на догадках и подозрениях, но многое говорит об отравлении. Как только его вырвет, мы дадим ему активированного угля, чтобы обезвредить возможные ядовитые вещества. Моя ассистентка как раз вызывает курьера из лаборатории. Как только это будет сделано, мы установим Самсону мочевой катетер, чтобы предотвратить реабсорбцию яда стенками мочевого пузыря, а затем, конечно, дадим ему обычный коктейль из лекарств.

Эмма кивнула. Точно так же поступили бы и в случае с человеком.

– Пока у нас не будет анализа крови, мы руководствуемся подозрениями.

– Это может быть что-то, кроме отравления?

Планк ухитрился одновременно кивнуть и пожать плечами.

– Маловероятно. Мы будем знать точно, как только получим данные лабораторного исследования.

Он погладил по лейкопластырю на задней лапе Самсона, откуда брал кровь.

– У меня хорошие контакты с ветеринарной клиникой в Дюппеле, я получу результаты самое позднее завтра утром.

Эмма почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Она не могла сказать, от усталости или из страха, что уже поздно и яд нанес непоправимый ущерб Самсону.

– Лучше всего, если вы оставите его на сутки здесь, под нашим наблюдением, фрау Штайн.

Планк сделал короткую паузу и небрежно, словно случайно, коснулся руки Эммы, и какое-то время они вместе гладили Самсона по голове.

– Здесь ему будет лучше, чем дома. – Затем последовал странный вопрос: – Кстати, насчет дома. Ваш подвал уже просох?

– Простите?

– Прорыв трубы в прошлом месяце. Как-то раз у нас тоже такое случилось. Прошла целая вечность, прежде чем можно было отключить тепловентиляторы. Я еще подумал, вот так так, бедная фрау Штайн. Сначала болезнь, а потом еще и это. Никому не пожелаешь. Ваш муж рассказал мне о невезении с лопнувшими трубами.

– Филипп?

Дверь в лечебный кабинет открылась, и вошла полная пожилая женщина в халате медсестры. Она ободряюще улыбнулась Эмме и, поскрипывая «биркенштоками»[6], направилась к шкафу с медикаментами, вероятно, чтобы подготовить все необходимое для дальнейшего лечения Самсона.

Планк продолжал как ни в чем не бывало:

– Я случайно встретил его в городе. Ровно четыре недели назад. Просто невероятное стечение обстоятельств. Во время вечернего дежурства меня экстренно вызвали в отель. Чихуа-хуа. Ты помнишь? – крикнул он медсестре, которая устало кивнула.

Планк ухмыльнулся, качая головой:

– Живая игрушка одной американки наступила на осколок стекла. Выходя, я увидел вашего мужа, сидящего в холле. – Эмма слушала слова ветеринара и чувствовала, как волна жара обжигает ее грудную клетку изнутри.

– Моего мужа? В холле? – переспросила она в трансе.

– Да. Я еще подумал: надо же, что здесь делает господин Штайн? А потом увидел два напитка на столе, и, когда поприветствовал его, он объяснил, что вам обоим придется провести ночь здесь, пока не устранят основные последствия потопа.

В дверь позвонили, и ассистентка Планка исчезла в направлении ресепшн.

– Не то чтобы я был любопытным или в чем-то его подозревал, но потом я подумал, что в такой ситуации все-таки можно было вообразить себе что угодно. Я к тому, что кто будет спать в отеле в собственном городе, если…

«…если в доме нет никаких рабочих?» – продолжила про себя Эмма.

Которые занимаются детской комнатой.

Которая никогда не понадобится.

Или прорывом трубы.

Которого никогда не было.

– Ну, я надеюсь, насосы уже убрали и ваш пол просох. Фрау Штайн?

Эмма сняла судорожно сжатую руку с шерсти Самсона и осознала, что уже довольно долго пялится на Планка. Без успокоительного она, наверное бы, громко вскрикнула, а так диазепам приглушил ее эмоции.

– С вами все в порядке?

Она изобразила подобие улыбки:

– Да, все в порядке. Я просто немного не в себе из-за Самсона.

– Понимаю. – Планк деликатно коснулся ее руки. – Не волнуйтесь о нем. Он в надежных руках. И возьмите на ресепшн визитку с номером моего сотового телефона. Если у вас появятся вопросы, можете звонить мне в любое время.

Эмма кивнула.

– Один вопрос у меня уже есть, – сказала она на ходу.

– Какой же?

– Отель.

– Да?

– Тот, в котором вы встретили моего мужа. Вы помните его название?

Глава 20

Эмма открыла рот и ждала, что почувствует вкус детства, как только снежинки опустятся ей на язык.

Но того знакомого ощущения так и не наступило.

Аромат зимы, запах ветра, вкус снега и все прочие впечатления, которые нельзя описать, а только пережить, и которые напоминают о первом катании на санках, об изнуряющих пеших походах в мокрых носках и падении с велосипеда, но также о приятной горячей ванне вечером, теплом молоке на подоконнике, в которое окунаешь печенье, одновременно наблюдая за тем, как муравьи утаскивают крошки разбросанной еды из кормушки для птиц, – ничего из этого Эмма не могла вспомнить.

Ей было просто холодно. Обратная дорога была долгой и утомительной, даже без санок, которые она оставила в ветеринарной практике. Она осторожно переставляла ноги на частично обледенелом тротуаре, прислушиваясь к хрусту под подошвами.

В первый декабрь, проведенный здесь, на Тойфельзе-аллее, Эмма еще думала, что поселок словно создан для Рождества. Маленькие уютные дома с толстыми свечами в окнах, вечнозеленые ели в палисадниках, которым достаточно одной гирлянды, чтобы выглядеть украшенными к Рождеству. Почти никаких машин, которые своим ревом нарушают атмосферу и которых нужно опасаться лисам, выбегающим из Груневальда на дорогу. Даже пожилые жители вписывались в эту картину. Дамы в фартуках а-ля «Госпожа Метелица» из сказки, возвращающиеся с тележками с рынка на Пройсен-аллее, седовласые мужчины в вельветовых брюках, которые с важным видом и трубкой во рту очищают дорожки от снега и от которых не удивишься в ответ на приветствие услышать «хо-хо-хо».