Читать книгу "Кукареку. Мистические рассказы - Исаак Башевис Зингер"

– Я вернулась забрать тебя. Мы отправимся в город, построенный Каином. Он назвал этот город именем своего сына, который предшествовал тебе и твоему сыну Лэмэху, охотнику, убившему мужчину и отрока. А женат он был на Аде и на моей матери Зилле. Я – дочь убийцы и внучка убийцы, и живу в городе, возведенном убийцей. В этот город я и уведу тебя, мой любимый. В этот город и свалился с неба мой Ашиил, сверзился сам и привел за собой целый сонм ангелов. Знай, что Создатель коварен и злобен, он – Бог мести и ревности. Искушает тех, кто верой и правдой служит ему. И чем крепче их преданность, тем жестче карает их!

Но мы в городе Каина служим отнюдь не ему, но – Сатане и супруге его Лилис, с которой праотец наш когда-то Адам такие в муравах казал закидоны!.. А брат Сатаны – Асмодей. И оба они – божества страсти, и такова ж их супружница Лилис. И все вместе всяко ублажают и другим получить удовольствие дозволяют. Сами в Того не веруют и от подданных веры не требуют. А вот Адонай, Он, известно, до всего до сего не ахти охоч да спор, а вот на руку – скор. Уж больно суров: плоть – обуздывай, и весь разговор. И все боится, хотя столькие времена уже минули, как бы внизу адамиты и адамицы, всласть себе кувыркаясь, трон его не опрокинули… Мне, к слову сказать, донесли, что готовит он страшный потоп, хочет все на земле утопить живое – и людей, и зверей! Так что спасибо, слава деду Каину, знал, где город поставить – туда вода не дойдет. Там мы будем с тобой в безопасности.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Мафусаил, принахмурясь.

– А зря, что ль, мы держим шпионов?

– Да-да, жутко боюсь Адоная и кары его… Много я нагрешил за свои девятьсот с лишком… А тебя желал днем и ночью…

– Там, в городе Каина, желанье – не грех. Напротив, величайшая добродетель.

Мафусаил хотел что-то сказать, но Наама прервала, воскликнув:

– Летим! Летим, мой любимый! Там для нас приготовлено ложе! – и она распростерла обе руки, а он потянулся за нею. Они полетели, он все движенья ее повторял, и были подобны двум птицам, стали парой крылатой, впредь которой не разлучиться. Все болезни, недуги, немощи старости сами собой как стряхнулись, петь захотелось, клич восторга и воли вырвался из груди, клич в свободном полете. Он знал, что иногда Господь Адонай награждает человека безгрешного чудом. Но за что это чудо сейчас для него, греховодника, жившего блудом? Он и прежде знал, как богата земля, и щедра, и обильна, но сейчас, увидав с высоты цепи гор и долины, озера и реки, леса и поля, и сады с древесами столь разных пород и плодов, зарыдать был готов. А каких городов и селений понастроили внуки и правнуки, покуда он ел или пил, или спал, или с новой валялся на травке… Проложили дороги, поперек рек протянули мосты, возвели жилища и башни, маяки, и, смотрите, суда бороздят воды синих морей, плывут туда и сюда…

Он летел за Наамой – и вот они прибыли в город всадников и пешеходов, с мастерскими и лавками, и главной улицей, такой просторной, и с человеками разных племен и расцветок – белой, желтой и черной.

В молельнях и капищах они поклонялись своим богам. Звонили колокола. На алтарь возлагались животные, кровь разбрызгивалась по стенам, воскуряясь, сжигался тук. Воины с мечами, тяжело свисающими с бедра, и связкой копий на спине, вели пленников, скованных цепью, убивали их в пути или мучили. Дым вздымался из труб. Женщины – многие из них – облачены в золотые и серебряные украшения, фаллические символы колыхаются между грудями. Иные, не прикрывшись, как самки, стоят в проемах дверей, зазывая пастухов и проводников караванов, сотни дней проведших в пустыне. Мафусаил вдыхал ароматы, до сил пор ему незнакомые, а когда пала ночь, в темноте засветились огни.

Люди собирались в говорливые толпы, смеялись, горланили и плясали. Бесновались безумцы, дикий вой нагонял на сердце страх. В пустыне, за городом, вставала большая луна. И при свете ее он увидел отверстую бездну, ведущую, как ворота, в недра земли. Осыпающиеся крутые ступени уходили вглубь, в пропасть. Это и есть Шойл-тахтие, подумал Мафусаил. Он давно уже был готов встретить смерть, но все равно было странно и любопытно.

Мать когда-то рассказала ему про Власть Тьмы. Силы Тьмы вели войны с Господом, снова и снова на него ополчались, не давали осуществиться Божьему Промыслу. Жизнь они называли смертью, а смерть – жизнью. Праведное – греховным, а греховное – праведным. Но Цила, которая мать Наамы, как-то, помнится, ей объясняла, что Силы эти – довременные, древние как сам тойу-вовойу, Хаос, предшествовавший Творению. Господа Бога считали они узурпатором, вставшим на пути Сотэна и осквернившим Вселенную светом и жизнью. И как же, подумал Мафусаил, как нелепо, как дико и несправедливо, что он в его годы, когда тело вот-вот рассыплется, попал сейчас к ним, к этим Силам, к этим богопротивникам.

Наама ввела его в свое жилище. Там было сумрачно, но он различил в углу постель и огромного в ней мужичину, лежавшего весь раскидавшись. Это и был Ашиил, падший ангел, один из сынов Анака, знаменитого на всем белом свете гиганта. Наама подвела к нему Мафусаила и сказала:

– Вот он, самый лучший из моих любовников.

– Ты, значит, Мафусаил? – спросил Ашиил. – Тот самый, про которого она мне так часто рассказывала? Наама всегда хотела тебя, да-да, тебя, который не больше самца саранчи, хотя рядом с ней был я, великан по сравненью с тобой. Он мал, – говорила она про тебя – но он настоящий мужчина, а твое семя – как вода, водянистая пена. Что ж, теперь я уйду, к мудрецам и ученым…

И Ашиил ушел, а Мафусаил обнял Нааму и вошел в нее. И открыла ему тайны небес и земли.

– Твой отец Енох, – говорила она, – главный ангел у Адоная. Там он стал Метатроном, и все вокруг него – слуги его. Твой сын Лэмэх – в мире теней, во владениях Думы, попечителя мертвых.

Наама ему сообщила, что мать ее Цила была потаскухой и перевалялась со всеми друзьями своего мужа. И со всеми врагами – тоже. Ее, Нааму, она зачала с одним из адамитов, с Тувалом, предком тех, кто играет на лирах и трубах.

– Да будет известно тебе, – продолжала Наама, – что сей мир, сотворенный Адонаем, это помещение для сумасшедших, психушка. Человека, конечно, сварганил он на тяп-ляп, хорошего мало, и теперь собирается наслать на землю потоп и уже велел Ною, одному из внуков твоих, построить ковчег, чтобы спасти эту семейку, ну и еще по паре животных. Но потопа – уж будь уверен! – мы не допустим. У нас тут сейчас собралась Ассамблея, Совет мудрейших со всего света – из страны Куш и из Индии, из Ниневии и Содома, из Гоморры, из Шинара. Адонай стар и слаб, полагает, что он – единственный Бог, и ревнует человечество ко всем остальным божествам, постоянно опасаясь, что ангелы на него восстанут и захватят власть во Вселенной. Мы – демоны нашего поколения, – мы сильны, молоды и многочисленны. Иегова грозит открыть створы небесные и обрушить на землю потоп. Но мудрецы наши, исследователи и ученые, знают, как не дать этим створам открыться. Наука – пока ты, Мафусаил, шворился со своими прекрасными женами и наложницами, вспахивал свое поле, проливал на нем пот, ходил за стадами овец, – наука продвинулась, притом очень далеко. Ученые могут теперь расщепить волос, сосчитать песок на всех морских побережьях, выглянуть в окружающий мир из зрачка мухи, измерить объем воздуха, испорченного навонявшим скунсом, определить силу яда проползающей мимо змеи. Иные научились приручать крокодилов и пауков, могут обратить старика в цветущего юношу, дурака – в мудреца, поменять человеку пол: мужской на женский или наоборот. Третьи проникли в тайны всевозможных перверсий, разнообразнейших извращений. Оставайся же с нами, Мафусаил, оставайся и сделаешься вдвое мудрей и в бессчетное множество раз сильней как мужчина.