Читать книгу "Время должно остановиться - Олдос Хаксли"

– А это здесь при чем?

– Ну как же вы не поймете, – ответила она нетерпеливо. – Разве не ясно? Препарировать всех этих лягушек и мышей, заражать раком кроликов, смешивать кипящие растворы в ретортах, чтобы всего лишь посмотреть на возможный результат. Просто любопытства и смеха ради. Вся современная наука – это сплошные гнусности.

– И вам хотелось бы вынести это за стены лабораторий?

– Не на всеобщее обозрение, разумеется.

– Но вот если бы удалось скрыться за ширмой, где Добрые люди не смогли бы видеть вас…

– Спрятавшись за ширмой, – медленно повторила миссис Твейл. – А сейчас, – сказала она, в очередной раз меняя тон, – мне нужно будет выйти. Где-то здесь на Лугарно есть магазин, в котором продают резиновых крыс для собачек. Крыс с ароматом шоколада. Кажется, Фокси без ума от шоколада. А, вот мы и на месте!

Она склонилась вперед и постучала пальцем по стеклу.

Юстас посмотрел ей вслед. Потом, снова надев шляпу, он отдал распоряжение шоферу отвезти его в магазин Вейлей на улице Торнабуони.

VII

«Братья Вейль, Брюссель, Париж»…

Юстас толкнул дверь и вошел в переполненный магазин.

«Где каждый экспонат радует глаз, – бурчал он себе под нос, как делал обычно, входя сюда, – где все всегда и исключительно для вас. Только у братьев Вейль – Париж, Вена, Флоренция, Брюссель».

Но в это утро никого из братьев не было видно. Когда он вошел, то увидел только мадам Вейль, которая настойчиво уговаривала английского полковника из Индии купить себе Жоржа Брака. Сценка была столь уморительная, а главная исполнительница настолько хороша собой, что Юстас, изобразив интерес к какой-то вполне уродливой майолике, пристроился рядом, что слышать и наблюдать.

Жемчужная и золотистая, при обворожительных розовых пухлостях форм, как могло это роскошное создание сбежать с полотна Рубенса, где ему было самое место? И как, о святые небеса, случилось, что фигура кисти Питера Пауля, явно плод его мифотворческой фантазии, оказалась еще и с ног до головы одета? Но даже в этом совершенно неуместном наряде двадцатого столетия фламандская Венера по фамилии Вейль выглядела обворожительно. Что только подчеркивало абсурд того представления, которое она сейчас разыгрывала перед полковником. С серьезностью маленькой девочки, старательно и слово в слово воспроизводившей только что выученный наизусть урок, она с умным видом повторяла бессмысленные фразы, которыми так умело украшал свою профессиональную скороговорку ее супруг. «Осязаемая ценность», «ритм», «особое значение формы», «repoussoirs»[22], «каллиграфия очертаний» – Юстас узнавал все штампы современной художественной критики вкупе с изобретениями собственного левантийского гения Вейля: «четырехмерное пространство», «couleur d’éternité»[23] и «пластическая полифония». Все это подавалось с таким сильным, с таким невероятно «пикантным» французским акцентом, что напоминало стиль шаловливых парижских девчонок из шедших на лондонских подмостках музыкальных комедий, отчего краснолицый полковник уже почти сомлел от вожделения.

Внезапно раздался громкий топот ног и громкий радостный вопль:

– Мсье Юсташ!

Юстас повернул голову.

Низкорослый, широкоплечий, невероятно подвижный и легкий, это был Габриэль Вейль собственной персоной, несшийся к нему, огибая статуи эпохи раннего барокко и мебель «чинквеченто». Зажав ладонь Юстаса между обеими своими, он тряс ее долго и пылко, заверяя на своем неподражаемом бельгийском английском языке, насколько он счастлив, насколько горд, как глубоко тронут и польщен. А затем, понизив голос, театральным шепотом сообщил, что только что получил кое-что от своего брата в Париже. Поистине драгоценный груз, причем, рассмотрев полученные вещи, тут же дал себе несокрушимую клятву, что не покажет этого ни одной живой душе, будь то хоть сам Пирпонт Морган, пока ce cher Monsieur Eustache лично не снимет пенки с новых поступлений, отобрав для себя все самое лучшее. И какие это вещи, какие деликатесы! Рисунки Дега, подобных которым еще никто никогда не видел.

Все еще бурля энтузиазмом, он провел гостя в одну из комнат позади салона, где на резном венецианском столике лежала большая черная папка.

– Вот! – воскликнул он, сделав жест, скопированный у персонажей картин старых мастеров, которые указывали зрителю на сцену Преображения Господня или на мученичество святого Эразма.

Несколько мгновений он хранил молчание, а потом, сменив выражение лица на похотливую и хитрую ухмылку работорговца, продающего юных черкешенок престарелому паше, принялся развязывать тесемки папки. Как заметил Юстас, руки у него были ловкими и сильными, густо поросшими с внешней стороны мягкими черными волосами и с безукоризненным маникюром на ногтях. Широким движением мсье Вейль открыл тяжелую картонную крышку папки.

– Смотрите!

В его голосе звучали триумф и уверенность в успехе. При виде этих свежих сосков грудей, только начавших распускаться бутонов, этих ни с чем не сравнимых по красоте девичьих пупочков не устоял бы ни один самый пресыщенный паша.

– Нет, вы только взгляните!

Нацепив монокль, Юстас посмотрел и увидел сделанный углем набросок обнаженной женщины, стоявшей внутри жестяной ванны, как в Римском саркофаге. Одна нога, заметно деформированная необходимостью носить слишком узкую обувь, опиралась на край ванны, а женщина склонилась вниз так, что ее волосы и грудь падали в одну сторону, а тощий зад был выставлен в другую. Ее колено было искривлено наружу под, казалось бы, самым неуклюжим углом, чтобы она могла поскрести себе пятку, которая непостижимым образом на этом черно-белом рисунке выглядела желтой и все еще грязной, несмотря на потраченное мыло.

– Но разве это лицо?.. – пробормотал Юстас.

Но он уже понимал, что только Дега и никто другой умел передавать невзрачную и не предназначенную для чужих глаз физиологию наших тел, занятых бытовыми делами, с такой правдивостью форм и уж тем более с такой неожиданной красотой.

– Ты не должен был продавать мне того Маньяско, – сказал он громко. – Как я теперь смогу позволить себе один их этих рисунков?

Работорговец бросил на пашу быстрый взгляд и заметил, что черкешенки уже начали оказывать на него желаемое воздействие. Но ведь они стоят не так дорого, тут же заявил он. А какая выгодная инвестиция! Это принесет больше прибыли, чем любые акции компании Суэцкого канала. А теперь пусть мсье Юсташ посмотрит на это!

Он убрал верхний рисунок. На следующем лицо той, что спустила на воду тысячи кораблей, было чуть различимо сзади, когда она склонилась над жестяным саркофагом и яростно терла полотенцем шею.

Габриэль Вейль положил свой плотный ухоженный палец на ее ягодицы.

– Нетленная ценность! – выдохнул он в экстазе. – Какие объемы, какая изумительная техника!