Читать книгу "Учитель Дымов - Сергей Кузнецов"

Увидев эти пальцы, Валерка остановился. Они были страшные – корявые и покрытые коростой. Незнакомец посмотрел на мальчика из-под спутанных седых бровей, и Валерка увидел, что и глаза у него тоже страшные, совсем выцветшие, почти прозрачные и очень холодные.

– Проходи, не бойся, – сказал мужчина, и от этого «не бойся» у Валерки ледяной холодок заерзал туда-сюда вдоль позвоночника, не давая двинуться с места.

Валерка лихорадочно соображал, что делать: пройти мимо, будто он идет на другой этаж (а что потом? опять спускаться мимо страшного незнакомца?), или все-таки рискнуть и попробовать как ни в чем не бывало войти в квартиру, а потом запереться на замок, засов и цепочку и ждать папу. Мужчина, все так же глядя на Валерку, спросил:

– Ты не знаешь, мальчик, Владимир Дымов не в этой квартире живет?

– Я… я не знаю, – пролепетал Валерка и на всякий случай добавил: – Я не здесь живу, я подъездом ошибся!

Он бегом припустил вниз и остановился, только пробежав два пролета, – прислушаться, не гонится ли за ним незнакомец. На лестнице было тихо, лишь в ушах что-то грохотало. Валерка перевел дыхание и спустился во двор.

Во дворе было пусто, и Валерка, с опаской поглядывая на дверь подъезда, задумался, что же ему теперь делать. Мужчина – наверняка шпион; кем же еще мог быть такой страшный человек в приграничном городе? Высадился ночью на берег моря и теперь пришел, чтобы… чтобы что? Валерка еще раз лизнул плечо (все еще соленое) и сразу сообразил: чтобы похитить папу. Папа работает в институте и точно знает кучу секретов, которые шпион хочет у него выведать. Все бы у шпиона получилось, но он, Валерка, оказался начеку: сейчас он найдет милиционера, с ним вместе они арестуют шпиона, спасут папу, а Валерке даже дадут орден за бдительность и мужество.

Валерка уже собирался бежать на поиски милиционера, но тут сообразил: а что, если папа вернется домой, пока его не будет? Шпион застанет его врасплох! Значит, никуда бежать не надо, надо затаиться, дождаться папу и предупредить. А дальше они вместе позовут на помощь.

Размышляя, положена ли ему будет медаль, если они поймают шпиона вместе с папой, Валерка спрятался за кустами жасмина, сел на корточки и стал ждать. Если бы незнакомец вышел, он бы не увидел Валерку, а самому Валерке в щелочку между густых, пряно пахнущих листьев хорошо были видны тяжелые, крашенные коричневой краской двери подъезда.

К счастью, папа появился совсем быстро. Валерка стрелой вылетел к нему из-за куста.

– О, кто это у нас тут? – сказал папа, но Валерка приложил палец к губам и зашептал:

– Говори тише, папа! У нас дома – засада!

– Какая еще засада? – Папа нагнулся к нему и сказал серьезно: – Ну, расскажи мне!

Валерка и рассказал: и про незнакомца, и что тот спрашивал о Владимире Дымове – о тебе, папа! – и о том, что надо бежать искать милиционера, арестовать этого человека, который наверняка шпион.

– Ну, ты напридумывал! – рассмеялся папа. – Пойдем теперь, посмотрим твоего шпиона.

– Ты что, без милиции нельзя! Вдруг он вооружен?

– Нет, в милицию мы не пойдем, – сказал папа. – Да и зачем? Мы же с тобой двое сильных мужчин, я вон почти всю войну прошел. Что мы, с одним каким-то хилым шпионом не справимся? – И он подмигнул.

Валерка предпочел бы все-таки поискать милиционера, но решил, что, если они задержат шпиона вдвоем, тогда им точно дадут по ордену.

Папа вошел в подъезд и начал подниматься, крепко взяв сына за руку. Валерке показалось, поднимались они целый час, если не дольше, но вот наконец третий этаж, еще один марш, и…

Незнакомец все сидел под дверью, даже позы не поменял. Но теперь, увидев папу, он поднялся («Сейчас как прыгнет!» – подумал Валерка), развел в стороны страшные руки и вдруг очень тихо сказал:

– Володька? Не узнаешь?

И тут папа сначала стиснул Валеркину руку, а потом, наоборот, отпустил и произнес каким-то незнакомым, почти механическим голосом: Борька?.. Ты? – а затем, отпихнув Валерку, бросился вверх. Там он схватил незнакомца за плечи и еле слышно сказал:

– Живой! Борька, живой!

Еще девочкой Оля замечала, что мужчины на улице смотрят на нее иначе, чем на ее подруг. Оленька сжималась под этими липкими и зачарованными взглядами и поскорей спешила домой, но к своим двадцати восьми она привыкла к этим взглядам, даже обрела в них источник пьянящей бодрости. В легком платье проходя по южным, прокаленным солнцем улицам, она всей загорелой кожей впитывала струящийся вслед сладкий трепетный эфир невесомых мужских взглядов. Оля научилась распознавать тонкие вкусовые оттенки: когда она была с Володей, зависть, обращенная на него, привносила легкую нотку горечи; от толпы одиноких курортников несло адреналином охотничьего азарта, а сейчас, миновав двух стариков, сморщенных и почти дочерна высушенных временем и солнцем, Оля на мгновение ощутила слабый аромат увядающих цветов.

Год назад, чтобы не сидеть весь день дома, она пошла работать. Валерка подрос и уже не требовал постоянного присмотра, бытовые хлопоты по-прежнему брала на себя Женя, и Оля устроилась в регистратуру одного из приморских санаториев, где отдыхали красивые мужчины в форме и при погонах. Иногда Оля представляла: будь папа жив, она могла бы выйти замуж за одного из этих блистательных молодых офицеров. Это была приятная, дразнящая мысль, но все равно из всех мужчин Володя оставался для Оли самым желанным, самым умным и единственным – любимым.

В Грекополе Володя, казалось, обрел второе дыхание. Он как-то легко и почти незаметно защитил диссертацию, но главное, он не то чтобы нашел ответы на вопросы, которые когда-то его волновали, – как объяснить материал? как удержать внимание аудитории? как спланировать курс? – но эти ответы вдруг стали неважны. Курс был сбалансирован, аудитория внимала, учебный материал сам ложился студентам в голову. Как Володя объяснил когда-то Жене, он не учил химии – он показывал, как устроено научное знание, как работает человеческое мышление. На его лекции стали приходить студенты с других факультетов; молодые коллеги, которых с каждым годом вокруг становилось все больше, все чаще обращались за советом. Володю выдвинули в методсовет института; он отказался, не желая разрушить волшебство своей работы грубым анализом. Увидев, что он не спешит делать карьеру, руководство политеха потеряло к нему интерес. Постепенно и сам Володя стал держаться с коллегами подчеркнуто вежливо, но отстраненно. Зато все студенты знали, что он никогда не отказывался быть научным руководителем ни на курсовых, ни на дипломах и делал эту неблагодарную работу на совесть, разбираясь в расчетах, указывая на теоретические огрехи и практические ошибки. Оля давно уже привыкла, что студенты и аспиранты ходят к ним без предупреждения: возвращаясь домой, она привычно прислушивалась, не раздается ли чей-нибудь молодой голос, говорящий ее мужу непонятные слова на странном птичьем языке. Она быстро научилась распознавать в потоке речи отдельные термины – например, «катализатор» или «абсорбция», – но не пыталась понять, что они значат. Ей казалось, понимание разрушит волшебство, благодаря которому химические термины превращались в заклинания, а Володя возвышался до мага и кудесника.