Читать книгу "Гуд бай, Арктика!.. - Марина Москвина"

…Чем страшно воодушевил Амундсена!

Глава 16

Три Амундсена

Рассказывать об Амундсене в прозе не получится, житие этого паломника к святым полюсам нужно петь как песню, или Мише сочинить про него пьесу. Он был не ученым-полярником, но гениальным художником, актером театра мира.

Главное для него — оказаться на Северном полюсе или на Южном. Он вился вокруг Земли, как неприкаянный спутник, ожидая великого мига, который обессмертит его имя.

Собираться на Северный полюс, годами идти к нему, а потом развернуть в одночасье «Фрам» и двинуться в Антарктиду, опередить капитана Скотта и водрузить норвежский флаг на Южном полюсе.

Все запечатлеть, снять фильм, собрать видимые и невидимые свидетельства, а потом выходить к публике в меховой куртке, надвинув капюшон на лоб, и, улыбаясь в усы, рассказывать о приключениях, жмурясь от магниевых вспышек фотокамер.

О, как мечтал покоритель Южного полюса оказаться и на Северном тоже. Но время шло, Руаль старел, силы были уже не те, многолетние зимовки и недостаток витаминов подкосили его здоровье. Несколько лет подряд он вдоль и поперек бороздил Полярное море, побывал на всех мыслимых архипелагах и островах, но полюс ускользал от него. Дрейфуя со льдами на шхуне «Мод», когда они с Харальдом Свердрупом, Оскаром Вистингом и русским телеграфистом Олонкиным год обретались в пути, а все еще не достигли острова, откуда их экспедиция предполагала начаться, Амундсен решил во что бы то ни стало раздобыть самолет. И пролететь над полюсом — хоть на «Фармане», хоть на «Юнкерсе», хоть на «Дорнье-Вале». А лучше на метле или на ковре-самолете. Было бы куда надежней.

За время войны авиация, конечно, расправила крылья. Но еще в октябре 1925 года на Северном Кавказе море беленьких косынок и казачьих папах восторженно, духовым оркестром встречали самолет «Моссовет», на котором совершал агитоблет по станицам секретарь окружкома — мой дед Степан Степанович Захаров.

Народу было — хоть по головам ступай! Его приветствовали пылающими кострами, алыми полотнищами, с земли раздавалось раскатистое «ура». Митинг за митингом открывал Степан Захаров — в ликующей обстановке среди туго закрученных станичных усов. Словами возвышенными оповещал о неминуемо наступающей эре воздушного флота, а также громадной роли авиации в сельском хозяйстве.

В глухом селе Александровском, где отродясь не слыхивали ни гудка паровоза, ни треска пропеллера, на глазах у небольшой толпы со знаменами, распевающей «Интернационал», «Моссовет» упал на бугры александровской степи. Пропеллером в землю, хвостом в небо. Степана подбросило — головой в потолок, в «Инструкцию для пассажиров самолета». Снесло шасси, лопнул ланжерон. Чудо спасло их от взрыва, от огня. На мое счастье, старик отделался легкими ушибами, а то кто бы сейчас писал эту книгу?

Но Амундсен боялся одного — не успеть.

В Нью-Йорке он купил пару «Юнкерсов» — они развалились при первых пробных полетах. Норвежский полярный герой — весь в долгах, лекции и статьи не приносят доходов. Тогда возникает идея выручить средства от продажи почтовых открыток на очень тонкой бумаге, которые совершат путешествие к полюсу на борту самолета. Открытки распродали по доллару за штуку! Выручка в десять тысяч долларов улетела в качестве задатка на строительство двух «Дорнье-Валей», дело за малым — где взять еще семьдесят тысяч?

В газетах легенду Норвегии объявляют банкротом, ему светит долговая яма, кажется, великий спектакль с полюсами Земли бесславно окончен. Как вдруг в Нью-Йорке, в маленьком отеле, где Амундсен скрывался от кредиторов, раздается телефонный звонок… Сын угольного промышленника Линкольн Элсуорт готов предложить восемьдесят пять тысяч, если его тоже возьмут в полет.

В том же 1925 году, когда Степан потерпел авиакатастрофу над Александровском, Амундсен расплачивается за самолеты, разобранными и упакованными везет их на корабле сюда, в Кингсбей, собирает, в каждый «Дорнье-Валь» сажает по механику и пилоту, и со спонсором Элсуортом они вылетают в сторону полюса.

Рация и снаряжение не поспели к сроку? Не беда. Увеличивая риск, он специально не брал с собой рацию, чтобы мир, затаив дыхание, ждал его возвращения из арктических походов, не зная, жив он или его съели белые медведи.

Амундсен приводнился почти у цели — 87-й градус северной широты, всего-то в трехстах километрах от полюса, в такие высокие широты еще никто не забирался. Но самолеты пока несовершенны для полярных просторов. Слишком далеко, слишком мала подъемная сила, а лично Руалю в том полете не хватило горючего.

Управляемый дирижабль конструктора Нобиле — вот что домчит его до полюса. Небольшой маневренный винтовой аэростат «N-1».

Идея уже витала в воздухе. Немцы, американцы, итальянцы раскочегаривали свои могучие воздушные корабли для полета в Арктику, «Графы Цепеллины» и другие исполины, во много раз мощнее и объемнее дирижабля Умберто Нобиле.

Нельзя было терять ни минуты.

Линкольн Элсуорт вновь обращается к отцу за финансовой поддержкой. Тот дает сыну сто двадцать пять тысяч долларов с условием, что Линкольн бросит курить.

Новый дирижабль строить некогда. Подгоняемый Амундсеном, Нобиле пытается приспособить готовый корабль к трансполярному перелету. Воздушную экспедицию на вершину мира Амундсен задумывает как «лебединую песню», которой хочет завершить свою историю покорения полюсов Земли, и уж тогда приниматься за мемуары.

Дирижабль он называет просто и без затей: «Норвегия», собирает экипаж — ровно половина итальянцы, вторая норвежцы — ив апреле 1926 года возвращается в Ню-Олесунн с пилотами, техниками и рабочими. Они сооружают ангар из досок, базу для снаряжения и возводят металлическую мачту, которая — вот она, стоит перед нами, гордая, мнит себя творением Эффеля, коричневая от ржавчины, трехногая, 34-метровая красавица.

Еще одну мачту, изготовленную в Риме, пришлось забросить в Осло — уж больно хотелось норвежцам посмотреть, на чем полетит их кумир. Третью башню построили русские в Гатчине под Ленинградом — по дороге от Рима до Шпицбергена.

Амундсен уже стоял на берегу залива Королей и напряженно всматривался вдаль, ожидая, когда на горизонте появится дирижабль «Норвегия». Внезапно к пирсу, где теперь покачивался наш «Ноордерлихт», пришвартовалось американское судно. И прямо перед носом Амундсена бравый пилот Ричард Бэрд, на славу профинансированный Рокфеллером и Фордом, принялся распаковывать трехмоторный «Фоккер». Сначала Бэрд с механиком не торопились, но, заслышав о приближении «Норвегии», ускорили приготовления — поставили самолет на лыжи и начали пробные вылеты.

Могу себе представить, как это нервировало Амундсена, хотя маэстро не подавал виду.

В ночь с восьмого на девятое мая, пока причалившая к мачте «Норвегия» готовилась к эпохальному событию в истории освоения Арктики, Ричард Бэрд поспешно стартовал к полюсу.