Читать книгу "Паутина долга - Вероника Иванова"

Эльфийка плавно и стремительно шагнула к шкафу и, не задумываясь, сняла с полки одного из пьюпов. Знала заранее? Если помогала Гебару, не могла не знать: каждый из «поющих мешочков» отличается от другого окраской, и при должной наблюдательности, а главное, желании, нетрудно запомнить, кого из них какой мелодии научили.

В сосуд упали несколько светлых катышков корма. Пьюп встрепенулся, проглотил корм и... Заиграла музыка. Но у меня не оказалось времени на привыкание к звукам невидимых струн, потому что сразу после второго из коротких аккордов вступила эльфийка.

Биение сердца. Шаги пульса по тропкам вен. Просто — шаги. Быстрые, торопливые. Спешащие добраться до цели, неведомой и слушателю, и певице. Вокал безыскусный, даже грубоватый: не придворная песня, ни в коем случае. Тревожная. Мелодия словно карабкается вверх, а потом, после недолгого отдыха падает вниз, отчаянным и полным решимости водопадом. Но никак не улавливается время... Речь идёт о прошлом? Тогда не были бы слышны нотки сомнений и не чувствовалось промедление, так свойственное настоящему. А будущее? Есть ли оно? Что прячется за туманом предчувствий? Какие потери и обретения?..

Песня оборвалась так же внезапно, как и началась. Эльфийка сложила ладони на талии, напоминая прилежную ученицу, выполнившую урок и ожидающую вердикта наставника.

— Что скажете?

— Чем вы накормили пьюпа? Мне не удаётся столь малыми средствами заставить его петь.

Она лукаво прищурилась, но ответила:

— Сладкое сырое тесто: горсть муки, ложка мёда, глоток воды и несколько капель анисового масла. Вам записать рецепт?

— Спасибо, я запомню.

Эльфийка выдержала вежливую паузу и спросила снова:

— О песне... Вы так и не сказали, что услышали в ней.

— Немногое.

— Его можно выразить словами?

Конечно, можно. Но меня никогда ещё не заставляли так торопиться с описанием впечатлений.

— Дорога. Тропа. Путь.

Она немного подумала, и, соглашаясь, опустила мягко очерченный подбородок. Соглашаясь, но не до конца:

— Ещё что-то?

— Вам мало услышанного?

— Любая песня рассказывает о пути. Из прошлого в будущее. Из начала в конец. Иногда водит по кругу... Вы правы, это песня странницы. Но откуда и куда она идёт?

Понятно: пока не выложусь полностью, меня не отпустят... Вспоминаю колебания тембра голоса — от чуть хрипловатого и нарочито непритязательного до глубокого и насыщенного отчаянной мольбой. Словно певица доказывала исполнение своих обещаний и требовала ответить, почему другая сторона отступилась от клятвы. Странница, говорите?

— Она проделал долгий путь. Возможно, совершила много ошибок. Достигла заветной цели, но... Что-то изменилось. Что-то нарушилось, и странница снова оказалась в начале пути. Не зная, куда шагать дальше.

— Теперь я вижу, что не зря проделала свой путь.

Эльфийка выглядела довольной: даже матовое мерцание гладкой кожи, казалось, стало вдвое ярче.

— Можно идти от свершения к свершению, но каждое из них ослепительно сияет манящим рассветом лишь издали, а вблизи оборачивается усталым закатом. Можно встречать каждый день, как битву, но когда волны улягутся, на поверхности океана жизни не остаётся твоих следов. И наступает миг, когда всё, чего ты желаешь — это вернуться. Вернуться туда, где тебя терзала боль, но именно благодаря ей ты чувствовал, что живёшь... Тогда появляется зов, неслышимый обычному уху, но не умолкающий ни на вдох. Ты внемлешь ему и стремишься в обиталище своей мечты, разрушенное и оплаканной, надеясь найти в пепле пожарища хоть один уцелевший росток. Росток любви... И хотя обещание счастья вновь оборачивается ложью, вера в обретение смысла ещё жива. Пока тень возлюбленного не растворилась в темноте вечной ночи...

Она говорила, не пела, но слова одно за другим сплетались в мелодию, внешне совсем непохожую на песню, о которой шла речь, а ритм, рождающийся внутри, глубоко в груди, ритм, подчиняющий себе биение пульса, был мне уже знаком.

— Очень красиво. У меня никогда так не получится.

— Я не сказала, что должно получиться так, — возразила эльфийка. — Я пришла увидеть, как получается иначе.

— Но зачем? Ваш пересказ... Совершенен. Мне нечего добавить, а уж пытаться своими неуклюжими словами рассказать то же самое... Кощунственно. Не подбивайте меня на преступление перед красотой.

Изысканная улыбка окрасилась грустью. Эльфийка вернула сытого пьюпа на место и подошла ко мне.

— Красота не существует сама по себе, мы либо видим её, либо не замечаем. Но подумайте сами: вы человек, я принадлежу к другому народу. Мои глаза черны, как грозовые тучи, ваши похожи на уютный мох лесной поляны... Мы не можем видеть красоту одинаково. И мы не должны так поступать. Радуга рождается из всех красок мира, и красота ничем не отличается от неё.

— Хотите посмеяться над моими жалкими потугами?

— Хочу открыть для себя новую сторону красоты.

Больше она не сказала ни слова, доверив право убеждения своему взгляду. Очень удачно, надо сказать, потому что лиловая темнота, вспыхивающая искорками, не просила и не приказывала. Просто ожидала моего ответа. Ни мгновения не сомневаясь в том, каким он будет.

Я тоже не сомневался. Знал, что приму брошенный вызов, как принимал подобные ему много раз в таком далёком, почти невозможном прошлом, что думал: забыл, навсегда и бесповоротно. Оказывается, память куда хитрее нас. Спряталась, затаила своё дымное дыхание, но дождалась заветного приглашения вновь появиться на свет во всей красе.

Не могу отказаться. Переплавка хаоса впечатлений в ритмичные строки песни — самое прекрасное из подвластного мне. И самое ценное. Наверное. Может быть.

— Можете считать: заказ принят.

Я застегнул камзол и поёрзал плечами, поудобнее устраивая тело в одежде.

Эльфийка проследила мои движения и спросила, смешивая в равных долях интерес и вежливость:

— Вы отправляетесь на важную встречу?

— Да.

— Встречу с женщиной?

Хм, как ответить? Врать нехорошо, да и, смыв с себя грязь чужих и своих прегрешений, негоже ударяться в новые. Ведь меня, действительно, ждёт женщина. Даже две женщины: удача и судьба. И от того, насколько я им приглянусь, будет зависеть многое. Почти всё.

— Что, если так?

Эльфийка провела взглядом по моей одежде и шутливо нахмурилась:

— Тогда всё должно быть на своём месте. И воротник рубашки в том числе.

Она вытащила край замявшегося кружева из-под камзола, расправила, пригладила пальцами. Я уже собирался поблагодарить за неожиданную, но вполне приятную заботу, но взгляд наткнулся на застывшую в дверях комнаты Ливин: лицо девушки дрожало и кривилось в гримасе странного отчаяния.