Читать книгу "Ведьмины круги (сборник) - Елена Матвеева"

Но мог ли я осуждать Ди, взбалмошную и обаятельную, за то, что она не родилась подвижницей, мученицей и трудоголиком?

Я не напрасно понадеялся, что тетка поможет мне найти работу. Она раздобыла пятиклассника, которого надо было подготовить к переэкзаменовке. Правда, пришлось рассказать маме, что я потерял чужой фотоаппарат.

Благодаря тетке, а вернее, ее нетленной любви к американскому сериалу «Санта-Барбара», я открыл одну важную истину, которой многие пренебрегают. Каждое лето я смотрю с Ди «Барбару» и обратил внимание, что большинство несчастий героев случаются потому, что они не признаются друг другу в разных вещах, по большей части совершенно невинных. Со временем маленькие секреты становятся большими, обрастая враньем и недоразумениями. Когда же тайное становится явным, разражается скандал. На дурацком американском примере я понял: есть много случаев, когда выгоднее говорить правду. Если я об этом вовремя вспоминаю, жизнь становится намного проще.

Наши первые петербургские дни мать и Ди не расставались, возились в кухне, ходили в магазины и наносили визиты старым знакомым. Как только меня впервые оставили одного, я позвонил по петербургским телефонам из шифрованной записки. Два номера не ответили. Отозвался «О. Т.»:

– Общежитие театрального.

Как просто!

– Позовите, пожалуйста, Тихомирову Людмилу.

Последовала пауза. Возможно, вахтерша соображала, кто такая Тихомирова, но, не вспомнив, на всякий случай ответила:

– Студенты разъехались на каникулы. И вообще мы студентов к телефону не приглашаем.

Как-то вечером откликнулась женщина по другому телефону. Выяснил, что Люсю она не знала, и спросил: есть ли у них в доме кто-нибудь с инициалами Н. И.?

– Если вам нужна Нина Ивановна, то она здесь больше не живет.

– А где она живет?

– В Пупышеве, в садоводстве.

– Скажите, пожалуйста, поточнее, как к ней добраться?

– Коля! Коль! – закричала женщина, обращаясь куда-то в глубь квартиры. – Тут твою мать спрашивают… Как пупышевское садоводство называется? – Потом снова мне: – Садоводство «Автомобилист». Спросите Козью мать, там ее все знают.

Я хотел узнать фамилию Нины Ивановны, но трубку уже повесили. Ди просветила меня: Пупышево находится очень далеко под Ленинградом – так она упорно продолжала называть Петербург.

Ехать к черту на рога, чтобы напомнить Нине Ивановне о давно забытой девушке и услышать вздохи соболезнования, смысла не было.

По телефону «Л. Б.» я дозвонился позже, а к тому времени сообразил, что со дня свадьбы Люся не ездила в Петербург и, вероятно, здесь ее знали как Борисову. Поздоровавшись, я спросил:

– Знаете ли вы что-нибудь о судьбе Людмилы Борисовой?

– Ничего не знаю, – неохотно ответила женщина. – Она здесь не живет.

– Это мне известно, – сказал я и представился следователем областной прокуратуры.

– Говорю вам: она здесь больше не живет! Где она ошивается, я не знаю уже больше года! И что она делает, и с кем встречается, я тоже не знаю!

Женщина чуть не в истерику впала, я боялся, что она повесит трубку. Может, она чокнутая или оговорилась? Не могла Люся здесь жить больше года назад.

– Вы не припомните точно, когда видели ее в последний раз?

Она стала кричать, что не помнит и ничего о Люсе не слышала. Я ошибся, назвавшись следователем. Она что-то знала, но скрывала, я это чувствовал. Терять было нечего, и я признался, что не просто следователь, но и брат Люси, и мне очень нужно ее найти. Воцарилось молчание. Я тоже молчал. И вдруг возникла дикая, немыслимая надежда: сейчас она скажет что-то важное.

– Здравствуй, сыночек, – наконец сказала женщина тихим вкрадчиво-угрожающим голосом и вдруг как заорет: – Нечего мне голову морочить! Забудь этот телефон! Я не знаю, кто ты и что хочешь, только никакого сына у меня нет! Запомни это и другим передай! И дочь моя сгинула из-за таких, как ты, из-за всей этой театральной сволочи!

Она с силой хлопнула трубкой. Казалось, порыв ее ярости телепатически достиг меня и захлестнул. Ничего себе прибамбасы! Остался я в полном недоумении, переждал некоторое время, чтобы она остыла, снова позвонил и смиренно попросил объяснить, про какую дочь и про какого сына она говорила. Вместо объяснений она стала оскорблять мою мать и кричать о моем происхождении в грубых выражениях. На этот раз я первым повесил трубку.

Но если я не был ни следователем, ни Люсиным братом, то эта мегера тоже не могла быть Люсиной матерью. Я решил, что она не поняла, о ком речь, я плохо объяснил, назвал две фамилии. А она, наверное, говорила вообще о ком-то третьем…

Странный и неприятный разговор. Зато когда я просил к телефону театрального общежития Людмилу Тихомирову и возникла пауза, у меня было такое чувство, будто мне ответят: «Сейчас», позовут, и я услышу знакомое: «Да, милорд?» Как хорошо я помнил ее голос. Наверное, я все-таки был в нее влюблен, если через три года такие глупости вызывают у меня волнение.

Про Катьку я почти не вспоминал.

Глава 16

МОХОВАЯ МОХОВАЯ…

Можно пойти по Марсову полю, но лучше через Летний сад. Он сумрачный, на большей его части так тенисто, что трава на газонах под деревьями не растет. Он такой темно-зеленый, что белые мраморные статуи на его фоне как будто светятся. В сине-зеленом пруду отражается порфировая ваза, стоящая на берегу, на постаменте, и плавает один очень грустный лебедь.

Через Фонтанку перекинулся мостик, а рядом с ним, на внутренней гранитной стенке набережной, на полочке-подставке стоит самый маленький памятник города – бронзовая птичка размером с воробья, чижик-пыжик. Это тот самый чижик-пыжик, который «на Фонтанке водку пил». Рядом находится дом, где в старые времена было Училище правоведения, а ученики его носили пыжиковые шапки. Эту песенку про них сочинили, а может, они сами про себя сочинили.

На подставочке, где чижик стоит, и в воде, под ним, лежит много монеток. Люди бросают их, чтобы вернуться в Петербург. Но я не ищу в кармане монету, потому что и так буду часто возвращаться сюда, а потом буду здесь жить.

Теперь я иду по одной из самых красивых петербургских улиц – улице Пестеля. Она начинается с церковки, и замыкает ее громада собора. По пути читаю мемориальные доски. Интересно, каково родиться в доме, где жил Пушкин, Чайковский или Тургенев?

У домов лица как у людей: красивые и обыкновенные, приветливые и угрюмые, величественные, высокомерные, легкомысленные, таинственные. На улице Пестеля много домов представительных, солидных и таких же дворов. Входишь в один под высоченную арку, а там не двор – настоящая улица. Под другую арку – фасад не менее внушительный, чем уличный, огромный портал, на котором серые гранитные карлики скрючились-скособочились, гнутся, с ног валятся под тяжестью громадных ваз. Нарядный фонарь, колонны и узкий, сразу и не заметишь, вход в следующий двор. Этот размером с маленькую кухоньку. Двор-колодец, труба. Дверь черного входа и цепочки серых окон. Где-то высоко над головой маленький голубой квадратик неба. Из помойного бака, занимающего треть двора, вспугнутые мною, брызгают во все стороны кошки. Я блуждаю глазами по тусклым окнам, пока в одном не натыкаюсь на пристальный взгляд старой женщины с личиком как сморщенное яблоко.