Читать книгу "Черный конверт пуст… Как обрести истинную силу и тайные знания - Дмитрий Чарков"

Вдруг он подскочил, подошел к окошку с наклейкой «Справка» и вздохнул с облегчением: там был человек. Второй реакцией стало замешательство: им оказался мужик – что само по себе в целом не смертельно, конечно, но все ж таки необычно. Особенно когда мужчина сидит в натопленном помещении в зимней шапке, хотя и без шубы. Но при этом в перчатках и без шарфа. И выжидающе смотрит на образовавшуюся голову одинокого Пассажира в окне.

Пассажир постарался быть максимально приветливым и даже попробовал пошутить, но при этом неожиданно поперхнулся:

– Встречаем г-го-од О… о-овна, да?

И высморкался в салфетку. Мужик в диспетчерской прищурился:

– Чего ты сказал?

Пассажир смутился:

– Баран… это. Я имею в виду… год такой – г… О-о-овен. Баран, значит. Гороскоп…

Мужик приподнялся со стула, чтобы дать Пассажиру… высказаться, видимо. Но вместо этого дал в нос. Пассажир отлетел от стойки и неожиданности – прямо на пол: плитка на нем была старая, холодная, кое-где выщербленная и давно немытая, как в подъездах «хрущевок».

– Сам баран, – перегнувшись через стойку, отрывисто бросил одинокому Пассажиру мужик, и его шапка вновь скрылась за административным барьером.

Пассажир приподнялся и присел на ближайшую скамью, пытаясь собраться с мыслями и припомнить, что его понесло встречать Новый год на родину. Розовое «Клико» вместо черно-золотистого «Советского», развесистые пальмы вместо раскидистых елок, обжигающий песок вместо обжигающего снега; оливки, гроздьями свисающие на каждом углу, вместо липких заскорузлых шишек; повсюду цветы на улицах вместо свежеброшенных окурков и плевков; и запах – обалденный дурманящий аромат Востока; и эти тщедушно-приветливые… вместо… вот оно как. А Юрка-то, Юрка сколько лет уже зазывает к себе на рождественский первач!

Ничего, главное – лояльность: от своих же получил, поди, не от буржуев! Подумаешь, мелкое недоразумение под Пантелеевкой, тут наверняка и не такое еще видали. Если б не внутренний настрой, разве ж он продал бы столько пылесосов, чтоб его в Израиль на Новый год; а он при этом, как круглый позитив, досрочно назад, да за свой счет, да рейсовым в Домодедово и дальше, прямиком под…

Мужик-справочник вышел из-за барьера и решительно направился к одинокому Пассажиру, стягивая на ходу перчатки. Тот импульсивно проверил собственный нос: кроме обычного декабрьского коктейля, ничего лишнего не бежало.

– Парень, ты как?.. – вдруг участливо спросил мужчина в шапке из диспетчерской, резко присев перед Пассажиром на корточки, и тот непроизвольно шмыгнул носом. – Цел? Ты это, извини, я ж не со зла, первая реакция… Чо ты там про ховна – я тока щас вот сообразил же!.. Ну, год такой, вон календарь висит, а ты про барана сразу!..

Пассажир великодушно тряхнул головой:

– Да нет… сам виноват, замкнуло что-то. Хотел про рейс на Пантелеевку спросить, а тут овен этот…

Мужик широко улыбнулся:

– Харя цела – нормально! С наступающим! А тебе зачем в Пантелеевку-то? Ихние все утренним туда умотали, кому надо было…

– Так ведь последний рейс же…

– Ну, да, вроде бы есть последний рейс, – неуверенно как-то кивнул он. – Ты зайди вон по коридору в диспетчерскую, у них узнай…

Пассажир одиноко пошел. Мужик крикнул вслед:

– Ну ты, это, без обид, а? Новый год же!

Он неубедительно улыбнулся и помахал дежурному диспетчеру приветливо рукой. Добрая и широкая все же у наших мужиков натура, этого не отнять.

В диспетчерской было накурено и жарко. Все помещение разделялось пластиковой перегородкой от пола до потолка, и вмонтированные переговорные окошки служили, вероятно, для сдачи маршрутных листов и выручки. Но не в тот день, потому что в тот день там, за стеклом, уже все гудели, буквально: шум и гам стоял невообразимый. Форточки были открыты, шампанское и водка тоже; вездесущее оливье, казалось, располагалось повсюду – в тарелках, в мисках, в кастрюлях, в тазиках. И холодец там же, все в разных пропорциях, вперемешку с сырами и колбасами, огурцами и грибочками… В общем, существенно ничего за время отсутствия Пассажира в родной стране не поменялось. Но вот как он не догадался заранее просчитать такие риски – досрочное подведение итогов года минувшего на бюджетных предприятиях, – было просто безответственно.

Он подошел к одному из окошечек и, нагнувшись, попытался просунуть в него сначала подбородок, затем нос. Но тут же сообразил, что эти окошечки конструировались для других целей – и хотел бы Пассажир тоже понаблюдать-таки за собой в тот момент с обратной стороны стекла! А вообще странно, что в «Справке» в зале ожидания подобного ограничительного устройства не было предусмотрено, а то бы там дежурила сердобольная женщина, да и его нос бы сохранял до сих пор свои изначальные параметры…

– Простите, уважаемые, с наступающим вас!!! – попытался Пассажир перекричать веселье по другую сторону рубикона.

На его запрос к вниманию одна из привилегированных за стеклом играючи направилась к перегородке, виртуозно меняя на ходу свой праздничный приветливый шарм на привычную профессиональную тяпку, строго глянула на одинокого Пассажира и… опустила жалюзи. Тише не стало, но ясность наступила.

И тут только, оглянувшись неуверенно вокруг, позади себя он заметил в углу на стуле нечто раскрасневшееся и заплаканное в коротком распахнутом пуховике и вытертых джинсах: ее блестящие и наполненные печалью глаза показались ему огромными, светлые неприбранные волосы даже издалека – удивительно мягкими, а губы – нежными и слегка припухшими, словно от обиды. На правой щеке едва заметная ямочка, а на левой нет.

– Привет, Снегурочка, – сказал Пассажир и медленно приблизился.

Она молча отвернулась к стене, неуверенно прикрыв лицо маленькой изящной ладонью, и на свету блеснули несколько золотых тонких пластинок в ушке под прядью волос.

– С наступающим! – рискнул вспомнить он про позитив.

– Вас также, – ответила она, по-прежнему не глядя в сторону Пассажира. На вид ей не больше двадцати, и вся такая хрупкая, недоверчивая…

– О чем печалишься, сердце надрываешь, красавица? – продолжил Пассажир играть Морозко, прислонившись плечом к стене, ибо других стульев в помещении не было.

– Вы куда-то направлялись? Советую пешком или на попутке, если повезет: на сегодня уже все… закрыто. – Она с еле скрываемой горечью кивнула на жалюзи.

– До Пантелеевки планировал, – поделился Пассажир.

– Туда только пешком, навряд ли найдется кто-нибудь по пути, а мы уже не поедем. Это мой рейс, кстати сказать, так что извиняйте великодушно, счастливого Нового года!

Вероятно, лицо Пассажира недвусмысленно отразило то, что вдруг возникло внутри от такого известия, потому что она тут же участливо спросила:

– Вы ж не наш, к кому-то в гости, наверно?

Он в смятении зашагал туда-сюда по узкому проходу между стеной и рубиконом.