Читать книгу "Царь и схимник - Александр Холин"

Но это было только начало. Вскоре Александру стало известно о новом романе великой княгини – с молодым офицером Алексеем Охотниковым. Казалось, Елизавета наконец-то отыскала свою настоящую любовь и ни от кого этого не скрывала. Бурный роман будущей царицы закончился рождением второй дочери, которая также скончалась в младенчестве.

Охотников закончил свою жизнь трагически: как-то вечером, выходя из театра, он был заколот кинжалом. На могиле человека, которого любила больше жизни, Елизавета воздвигла памятник, изображающий молодую женщину в слезах у дуба, расколотого молнией.

Александр и Елизавета не нашли путей сближения и понимания, а потому судьбы у них начали слагаться по-разному.

С ранних лет Александр искал в женщинах забвения и ласки, отдыха от сомнений и юношеских противоречий, томивших душу. И вот такой родник живой воды он отыскал в княжне Святополк-Четвертинской, или Марии Антоновне Нарышкиной. Вспыхнувшая меж ними связь не затухала ни на миг. Вернее, в какой-то момент Александра сумела увлечь графиня Бобринская – именно из этой короткой связи возник именитый польский род Варпаховских – но в результате Нарышкина вернула себе расположение Александра, а заодно и убрала с дороги нескольких конкуренток. Александр даже улыбнулся, вспоминая, с каким великосветским умением княжна разрешила все интриги.

Сама Мария Антоновна тоже была полячкой, дочерью князя Четвертинского, который в 1794 году погиб от рук бунтарей. В очень ранние годы Марию выдали замуж за Дмитрия Нарышкина – близкого приятеля цесаревича. Как только Александр увидел ее в первый раз, он без памяти влюбился в жену друга. Более того, он довольно быстро добился взаимности у Нарышкиной. Став вскоре императором, он пожелал по-своему отблагодарить молчание Дмитрия: Нарышкин был назначен обер-егермейстером. Марии же молодой Государь сообщил:

– Так как я ему наставил рога, mon ami, то пусть же он теперь заведует оленями.

Эти воспоминания так вскружили голову уезжающему из столицы Государю, что он невольно повторил последние слова вслух. Императорский кучер Илья оглянулся, но не промолвил ни слова, лишний раз стеганул коней и покачал головой.

Ни для кого не секрет, что результатом морганатического союза Александра с Нарышкиной стало трое детей, из которых царь более всего обожал дочь Софью. Дети все носили фамилию Нарышкина, несмотря на то, что тот отлично знал, кто их отец, получив при дворе прозвище «король рогоносцев».

Император вспомнил, что однажды на вопрос: «Как поживает твоя дочь Софья?» – Дмитрий Нарышкин при всех ответил:

– Но, Ваше Величество, entre nous sois dit[44], она вовсе не моя дочь, а ваша… И, если вы спрашиваете о здоровье детей, упоминайте, о каких детях вам докладывать: о моих или о ваших?

Мария Антоновна поразила своей красотой не только императора. Даже генерал-фельдмаршал Михаил Кутузов в приватной беседе как-то признался ему:

– Ах, Ваше Величество, воистину женщин стоит любить, раз есть среди них такая, как Мария Антоновна.

Намеренно ли произнес этот комплимент Михаил Илларионович в порыве искреннего восхищения, но в тот момент Александр был благодарен полководцу за такую высокую оценку.

Государь любил ее не за ум. Она была не слишком умна, но чисто по-женски тонко восприимчива. Мария чувствовала характер Александра и могла вовремя утешить его, найти нужные слова для успокоения или даже что-то посоветовать. Ни одна живая душа не могла так разобраться в душе императора, как Мария Антоновна. Качества ее гармонично дополняли неуравновешенную натуру Александра Павловича: молчаливая, спокойная, она всякий раз приносила именно то, чего в тот момент ему не хватало.

Красота этой женщины дивно сочеталась с царственной величественностью. Вместе с тем иногда она без какого-либо умысла причиняла царю жгучие страдания. Однако, заметив, что произнесла или сделала что-то не совсем этичное, Мария сажала подле себя императора и начинала по-детски ласкаться к нему, как маленький котенок. Александр сразу забывал все невзгоды, отдавая во власть женщины все свое существо. Ему казалось, что ясная и чистая благодать Создателя открывается ему в женских ласках. Мария Антоновна была для него не просто желанной подругой, а незаменимым глотком ключевой воды…

Роман этот начался, когда после мартовской трагедии Михайловского замка на него, молодого наследника, накатила волна ужаса. Ему хотелось бежать от мира, от власти, от ответственности. Первая мысль была скрыться инкогнито в Америке, с Марией Антоновной. Одна лишь Мария тогда смогла найти слова, подкрепленные жизненной правдой, что убегать не следовало. Бегство не принесло бы ничего, кроме постоянного смятения и всевозрастающего чувства вины. Александр не стал скрываться от судьбы, не стал порывать с женой… При нем же осталась и Мария Антоновна.

Вскоре при дворе нового Государя всем стала известна фраза графа Жозефа де Местра: «Она не Помпадур и не Монтеспан, а скорее Лавальер. С той лишь разницей, что не хромает и никогда не станет кармелиткой, потому как у нее множество любовников». Это было воистину так. Марию Антоновну устраивала власть над сердцем Государя, это благоволило ее женскому честолюбию. Подарив Александру радость бурной и всепоглощающей страсти, Мария в то же время дарила ему бешеную ревность из-за своих бесчисленных любовных приключений.

Ревность Александра Павловича доходила до того, что он не в силах был таить свое горе от посторонних и, теряя всякое самообладание, жаловался на любовницу даже наполеоновскому послу. Естественно, это тут же становилось известно всем от кучера до министра. Лишь спустя некоторое время императору удалось все же примириться со своим положением – сказались уроки юности. Он старался скрывать не только мысли и чувства, но и бурную ревность.

Впрочем, Александр изменял своей любовнице ничуть не меньше. Сам он отнюдь не считал себя донжуаном, хотя его похождения обсуждались даже в кулуарах венского конгресса, на котором русскому императору вскоре в весьма трудных обстоятельствах суждено было блистательно защищать интересы России. Он – освободитель Европы. Он – первый среди монархов. Нет никого в мире, кто был бы могущественнее его! В Вене императору стало ясно, что в тот момент, когда европейская дипломатия старалась приуменьшить его значимость, необходимо было ослепить своим царским великолепием столицу наследников цезарей. Такова воля его предков – московских царей! Он заставит всех понять, что недаром герб Российской империи – Византийский орел.

Голос царя звучал в Вене так властно, что другие монархи казались перед ним мальчиками-гимназистами. Балы, приемы, торжественные церемонии, которые он давал, затмили пышностью австрийские. Тогда-то в Вене он и решил превзойти всех не только непревзойденным дипломатическим умением улаживать дела и прославленной элегантностью, но еще и бесшабашным ухаживанием за дамами.

Венские похождения монарха возникли как следствие того, что большая политика принесла ему немало разочарования. Монархи, дипломаты, венские красавицы, ревниво следившие за ним, заметили нескрываемый афронт обществу: русский император начал ухаживать за графиней Юлией Зичи, той, которую все признавали несравненной ослепительной красавицей.