Читать книгу "Мамин интеллект. Как рождение детей делает нас умнее - Кэтрин Эллисон"

Моррисон считает, что эстроген играет важную роль на протяжении всего детородного возраста женщины именно в контексте стимуляции мозговой деятельности. «Если эстроген помогает женщинам не только успешно обзавестись потомством, но и столь же успешно его вырастить, эволюционное значение этого фактора будет огромным», – рассуждает он. Может ли высокий уровень эстрогена в мозгу беременной иметь, таким образом, долговременный положительный эффект? Моррисон считает это возможным, Кинсли – вероятным, именно поэтому он представляет беременную не как заторможенный, неповоротливый «инкубатор для зародышей». В его воображении мозг женщины в положении напоминает «мощный гоночный автомобиль… Колеса крутятся, из выхлопной трубы валит дым, она только и ждет зеленого света, чтобы выпустить на волю эти сотни лошадиных сил, помчаться с воем по трассе».

Мозговая аэробика

Зеленый свет в этом образном сценарии вспыхивает вместе с потоком запахов, звуков, ощущений и захлестывающей паники, воплощенных в младенце. (Энн Ламотт однажды сравнила своего малыша с радиобудильником, «бессистемно срабатывающим каждые несколько часов на волне с тяжелым металлом».) Вся эта… стимуляция – мощный двигатель, повышающий пластичность мозга, а при удаче она также послужит источником «обогащения», потому что новые задачи замечательным образом тренируют голову.

Когда Кинсли и Ламберт исследовали мозг крыс-матерей на поздних сроках беременности, они обнаружили, что нормальный ритм клеточного замещения у них снижен. С некоторой вероятностью здесь кроется объяснение, почему у беременных женщин наблюдается уменьшение объема мозга. Однако сразу после родов, когда крысы начали выкармливать потомство, процесс восстановился и стал интенсивнее. В сравнении с бездетными крысами у кормящих также отмечалось большее количество глиальных клеток, поддерживающих нейроны: они поставляют энергию и удаляют продукты распада, а также могут участвовать в обработке информации.

Обусловлены ли такие изменения исключительно различным опытом? Исследователи в Вирджинии получили данные, подкрепляющие эту теорию: в эксперименте сравнивались навыки запоминания у трех групп крыс: рожавших, девственных и приемных родителей. (Приемными стали девственные самки, проводившие достаточно времени с крысятами, чтобы перестать их бояться и даже проявлять материнское поведение: вылизывать, ухаживать и возвращать убегающих малышей в гнездо.) Перед крысами стояла задача найти колечки Froot Loops, спрятанные в одном из восьми отсеков круглого лабиринта, а при последующих повторах вспомнить отсек и вернуться в него: запасы лакомства регулярно пополнялись. Биологические матери снова показали лучшие результаты. Однако приемные родители оказались на втором месте – лишь с незначительным отрывом. Даже без ударной дозы гормонов, одного лишь взаимодействия с крысятами оказалось достаточно, чтобы приемные самки достигли большей эффективности. Полученные данные подкрепляют идею «обогащения»: стимуляция делает нас умнее.

Пора свериться с реальностью. Безусловно, стоит отметить, что, в отличие от человека XXI века, заключенная в клетке крыса имеет не так уж много вариантов стимуляции. Она не может пойти в оперу или изучать японский. Разница между одинокой крысой в клетке и крысой в клетке с крысятами весьма значительна, как и возникающие в результате изменения мозга. Учитывая вышесказанное, мы можем сравнить мозг человека (как и крысы) с мускулами: «используй-или-потеряешь». То, как и какие из них мы эксплуатируем, позволяет определить, кем мы являемся. Большинство родителей буквально вынуждены применять некоторые церебральные таланты – постоянно и многократно – пока дети не вырастут. «Это как с иностранными языками, – говорит Майкл Мерцених, специалист по развитию мозга. – Изучая язык, вы познаете всю культуру, и музыку, и литературу. А матери подробно исследуют человеческую расу».

Добавим к этому, что в отличие от умственных задач, связанных с учебой или работой, гораздо сложнее выделить у себя в голове время под любое занятие, когда вы постоянно заняты – кормите, опекаете, защищаете, разгадываете, толкуете, поддерживаете и выставляете границы и параллельно все время терзаетесь вопросом, как же найти на все это время. В целом, вы обязаны попытаться удовлетворить потребность ребенка, и это ощущение обязательства с годами лишь усложняется. (Как, черт возьми, пеленать младенца? Упадет или позволить ему залезть повыше? Существует ли Бог? Быстрее, пятилетка ждет ответа! И что сказать воспитателю детского лагеря, докладывающему, что ваш десятилетка научил младшую группу писать слово на букву «х».)

Дети постоянно заставляют наш мозг трансформироваться, ставя перед нами бесконечные ряды задачек на сообразительность. Кроме того, мы понимаем, что если начать по-настоящему отлынивать (не будем сравнивать с отдыхом при изучении японского и посещении оперы), мы рискуем столкнуться с последствиями, о которых придется сожалеть всю жизнь. Возможно, когда вы приступите к сбору дуги безопасности для люльки, окажется, что руки у вас вовсе не «золотые», но вы быстро научитесь. Когда ставки понизились, я обнаружила, что готова с удовольствием гонять в лазертаг, заботиться о домашних крысах и готовиться к бар-мицве, хотя мне казалось, что я подвела черту под игрой «Yu-gi-oh!».

Отвечая на вопросы ребенка, объясняя ему окружающие явления, мы в то же время развиваем свою креативность. Когда Джеймс Диллон, психолог Государственного университета Западной Джорджии, спрашивал родителей и учителей, что они приобретают при общении с детьми, 11 % родителей и 47 % учителей рассказали истории, классифицированные Диллоном как имеющие отношение к «когнитивной гибкости» – к способности мыслить по-новому. Сами интервьюируемые говорили, что малыши сделали их «умнее». В целом дети мыслят конкретными образами, в отличие от более абстрактного, отвлеченного мышления взрослых. Обучая ребенка, взрослый вынужден обращать внимание на эти различия и экспериментировать с непосредственным стилем общения. Один педагог рассказала Диллону, что на урок, посвященный умножению, она принесла стеклянные шарики и показывала ученикам, как при умножении трех на три мы фактически складываем шарики в три кучки по три штуки. «И знаете, я ведь раньше не знала, что такое умножение… Не понимала по-настоящему, чем оно является, – говорит она. – Теперь же я его нутром чувствую, а не просто помню что-то такое теоретическое».

Часто это означает, что вы учитесь мыслить по ситуации: матери вынуждены вычислять, как утешить плачущего ребенка – так и начинается наше обучение. «Львиную долю времени с малышом мы импровизируем, пытаясь вслепую нашарить в сумке интуиции подходящую к этому моменту реакцию, – пишет Дэниел Стерн, профессор психологии в Женевском университете, в книге «Рождение матери: Как опыт материнства меняет вас навсегда» (The Birth of a Mother: How The Motherhood Experience Changes You Forever). – Одни женщины легко приспосабливаются к такому образу жизни, для других ориентироваться в мире, где правила постоянно меняются, да и в принципе не вполне понятно, как называется игра, довольно сложно. Однако, даже если вы испытываете определенные трудности, спонтанные реакции неизбежно станут частью вашей новой личности».

Дети постоянно ставят перед родителями задачки на сообразительность, и частенько мы осознаём с угрюмой безысходностью, что невозможность дать правильный ответ будет нашим крестом до конца времен. Недавно я путешествовала с сыновьями, дорога вела вниз с горы по заснеженному склону, мы слушали «Лемони Сникета», и вдруг пятилетний Джошуа выдал довольно странную вещь: