Читать книгу "Элеанора и Парк - Рейнбоу Рауэлл"

Мама любила этот альбом Бонни Рэйтт.[45] Элеанора подумала: неужели отец хоть раз его слушал? Перебирая кассеты, она чувствовала себя так, словно ей снова семь лет.

Пока Элеанора не доросла до того возраста, когда ей разрешили слушать родительские кассеты, она раскладывала их на полу и рассматривала картинки. А когда стала постарше, отец показал, как очищать пленку бархатной кисточкой с деревянной ручкой.

Элеанора помнила, как мама, занимаясь уборкой, зажигала ароматическую палочку и включала любимые записи — Джоди Силл, и Джуди Коллинз, и «Crosby, Stills & Nash».[46]

Она помнила, как ставил свои записи отец, когда приходили его друзья и засиживались допоздна. Джими Хендрикс, и «Deep Purple», и «Jethro Tull»…[47]

Она помнила, как, лежа на животе на старом персидском ковре, пила виноградный сок и вела себя очень тихо — потому что в соседней комнате спал маленький брат. И изучала альбомы, один за другим. Снова и снова вертя на языке их названия. «Cream», «Vanilla Fudge». «Canned Heat».[48]

Кассеты пахли точно так же, как и всегда. Как спальня ее отца. Как пальто Ричи. Пахнет пивом, поняла Элеанора. Фу ты. Теперь она перебирала альбомы с практической целью, разыскивая «Rubber Soul» и «Revolver».[49]

Порой казалось, что она никогда не сможет дать Парку что-нибудь столь же ценное, как то, что он давал ей. Он каждое утро приносил ей сокровища, ни на миг не задумываясь об их истинной ценности. Отдавая эти несметные богатства просто так.

Элеанора не могла отплатить ему. Никак не могла отблагодарить. Как отблагодарить за «The Cure»[50] или «Людей Икс»? Казалось: ей вечно быть в долгу перед ним.

А потом Элеанора поняла, что Парк никогда не слышал «Битлз»…

Парк

Он пошел в парк поиграть в баскетбол после школы. Просто чтобы убить время. Но не мог сосредоточиться на игре. Потому что беспрестанно оглядывался на дом Элеаноры.

Вернувшись к себе, Парк крикнул:

— Мам! Я пришел!

— Парк, — откликнулась она, — вон отсюда. В гараж!

Он ухватил в холодильнике вишневое мороженое и направился «вон отсюда». Парк уловил запах раствора для химической завивки, едва открыв дверь.

Отец Парка превратил гараж в салон, когда Джош пошел в детский сад, а мама поступила на курсы косметологов. У нее даже была небольшая вывеска над входной дверью: «Прически и маникюр от Минди».

Мин Дай — так писалось ее имя в водительских правах.

Все в квартале, кому нужны были макияж или прическа, шли к маме Парка. В преддверии школьного бала или выпускного вечера она проводила в гараже весь день. Парка и Джоша время от времени подряжали держать горячие щипцы для завивки.

Сегодня в мамином кресле сидела Тина. Ее волосы никак не желали скручиваться и превращаться в локоны. Мама поливала их чем-то из пластиковой бутылки. Запах выедал глаза.

— Привет, мам, — сказал Парк. — Привет, Тина.

— Привет, милый, — сказала мама. Она произносила это «милый» с двумя «и».

Тина широко улыбнулась им обоим.

— Закрой глаза, Ти-на, — сказала мама. — Не открывай.

— А что, миссис Шеридан, — сказала Тина, прижимая к глазам белую салфетку, — вы уже познакомились с девушкой Парка?

Мама не подняла взгляда от головы Тины.

— Нееет, — сказала она, прищелкнув языком. — Нет девушки. Не у Парка.

— Так-так, — сказала Тина. — Рассказал бы ты маме, Парк? Ее зовут Элеанора. Новенькая. Пришла к нам в школу в этом году. В автобусе их просто невозможно оттащить друг от друга.

Парк смотрел на Тину. Пораженный, что она заложила его вот так. Ошарашенный ее романтическим взглядом на автобусные будни. Удивленный, что она вообще обращала внимание на него и Элеанору… Мама глянула на Парка, но тут же отвернулась: волосы Тины переживали кризис.

— Я ничего не знаю о девушке, — сказала она.

— Наверняка вы ее видели. Она же живет в нашем квартале, — уверенно заявила Тина. — У нее прелестные рыжие волосы. Натуральные кудри.

— Правда? — сказала мама.

— Нет! — выдохнул Парк. Гнев и еще какие-то неосознанные пока чувства бурлили в нем, устремляясь наружу.

— Ты же парень, Парк. Ты в этом не разбираешься, — усмехнулась Тина. — Я уверена, что они натуральные.

— Нет. Она не моя девушка. У меня нет девушки! — сказал он, обернувшись к маме.

— Ладно, ладно, — откликнулась она. — Слишком много женских разговоров для тебя. Слишком много разговоров, Ти-на. Пойди, проверь обед, — велела она Парку.

Он попятился из гаража, все еще порываясь возражать, чувствуя, как протестующие реплики раздирают горло. Он хлопнул дверью. На кухне под его раздачу попало все, чем можно было хлопнуть. Духовка. Шкафчики. Мусорная корзина.

— Что с тобой? — спросил отец, заходя на кухню.

Парк похолодел. Сегодня вечером ему не нужны неприятности.

— Ничего, — сказал он. — Извини. Прости, пожалуйста.

— Боже, Парк! Иди, побей грушу.

Старая боксерская груша висела в гараже, суля решение проблемам Парка.

— Минди! — крикнул отец.

— Я здесь!

Элеанора не позвонила во время ужина — и хорошо. Отец немного успокоился.

Однако не позвонила она и после ужина. Парк бродил вокруг дома, бездумно подбирая какие-то вещи и снова бросая их. Глупость, конечно — но он боялся, что Элеанора не позвонит, потому что он предал ее. Что она каким-то образом об этом узнала. Что у нее есть такая вот суперсила — чувствовать, когда с ней поступают плохо…