Читать книгу "В последнюю очередь - Анатолий Степанов"

Перешагнул через труп и продолжил свой путь по самодельной тропе. Он выбрался из леса через рельсы. Большим Коптевским переулком дошел до Красноармейской, свернул направо, к Малокоптевскому, добрался до покоя из трех домов: дом два "а", дом два "б" и дом два "в". Он заглянул в дверь котельной. Истопник-татарин шуровал в большом огне длиннющей кочергой: видимо, только-только засыпал уголь.

Он знал, что истопник, пошуровав, закроет топку и пойдет в дом два "в" пить чай.

Татарин закрыл топку и пошел в дом два "в" пить чай.

Подождав немного, он проник в котельную, открыл топку и долго смотрел на бушевавший огонь. Затем снял галоши с аккуратных своих скороходовских ботинок и кинул их в пламя. Галоши медленно занялись и быстро сгорели химическим синим пламенем. Глянул на часы. Было полпервого. Он закрыл топку, покинул котельную, покинул Малокоптевский, покинул Инвалидную улицу и на станции "Аэропорт" спустился в метро. Обыкновенный молодой человек дождался поезда, вошел в пустынный по позднему делу вагон, сел на кожаное сиденье, устроился поудобнее. К "Динамо" он уже согрелся, а к "Маяковской" задремал.

― Вам мокрый гранд в Гавриковом размотать надо, а я-то здесь при чем? Советское правительство в связи со смертью великого вождя товарища Сталина простило меня, и я собираюсь выйти на дорогу честной жизни.

― Долго собираешься.

― Отдохнуть надо самую малость.

Витенька Ященков по кличке Ящик смотрел на начальника отделения первого отдела МУРа майора Александра Смирнова нахальными невиноватыми глазами. Шестерка, кусочник, портяночник сорок девятого года (проходил по делу ограбления продуктовой палатки) в лагере заматерел, подсох, лицом определился. И наколка на правой руке обросла: на могильном кресте появилась вторая перекладина ― в законе теперь, значит, Ящик.

― Еще что можете сказать, Ященков?

― И вчерась отдыхал у Нинки на Покровке. Весь вечер отдыхал и всю ночь.

Длинно и требовательно зазвонил телефон. Александр снял трубку, сказал: "Майор Смирнов", и начал слушать. Послушав немного, он поднял глаза и стал внимательно рассматривать Витеньку, внимательно и как бы по новой изучающе. Витенька слегка забеспокоился, вытянул шею, тоже стал слушать энергичное бульканье трубки ― а как про него говорят? Булькало непонятно.

Но говорили не про него.

― В Тимирязевском лесу обнаружен труп. По первому впечатлению ― наш клиент. Твоя работа, Саша, собирайся, машина ждет. Эксперт, врач и собаковод ― на выходе. Действуй побыстрее, сам шибко интересовался.

― Все? ― спросил Смирнов.

― Все, ― ответил дежурный.

Александр положил трубку, поднялся из-за стола и ударил кулаком в стенку один раз и после паузы ― трижды. Через пятнадцать секунд в кабинет явились старший оперуполномоченный Сергей Ларионов и оперуполномоченный Роман Казарян. Увидя Романа, Витенька возликовал до невозможности:

― Гляди ты! И приблатненные в МУРе служат! Я ж тебя знаю, ты же Ромка с Каретного!

― Замолчите Ященков, ― приказал Александр.

Витенька замолчал, заскучал лицом, заскорбел даже вроде бы. Рот ведь затыкают. Уняв Ященкова, Смирнов продолжил:

― Мы с Романом ― по делам, а ты, Сергей, потряси его под протокол. Алиби у него ― липовое ― Нинка Тихушка, на ноже ― пальчики дружка его закадычного, Семы-пограничника, завтра опознание проведем, свидетели, слава богу, есть. Пусть он тебе горбатого лепит, а ты протоколируй. Ему же хуже. Ну, Рома, пошли.

И ушли, оставив Витеньку Ящика в полном раскардаше чувств.

― Тебе Алик звонил. Сказал, что вечером зайдет, ― сообщил Казарян, когда они по лестнице спускались к гардеробу. Александр холодно поблагодарил. Хотел сдержаться, но сдержаться не смог, выложил:

― Долго еще тебя урки за своего держать будут?

― Насколько мне известно, они и вас, Александр Иванович, было время, тоже за своего держали, ― обиженно отпарировал Казарян.

― Так надо было, Рома, для дела надо было.

― А я виноват, что они меня узнают?

― Виноват. Нечего было в "Эрмитаже" королевствовать.

― Беспечная неразмышляющая юность моя! Простим ей ее прегрешения, Саня? ― попросил Роман и будто бы застенчиво улыбнулся. Обаятельный был парень Ромка Казарян, недаром его приблатненные любили.

― Балда! ― любовно резюмировал майор Смирнов, и они, одевшись, направились к выходу.

"Газик" ждал их, а в "газике" ждали эксперт НТО Лидия Сергеевна Болошева (бабу-то зачем на такое дело?) и врач Андрей Дмитриевич Шабров. Смирнов и Казарян влезли под брезентовую крышу и уселись на продольное металлическое сиденье. Лидия Сергеевна приветливо им улыбнулась.

― Вас-то Лидия Сергеевна, на труп зачем? ― подосадовал Александр.

― Все в разгоне, Александр Иванович, ― пояснила Лидия Сергеевна. Машина тронулась. Ехали, молчали.

― Что мрачный, Саня? ― не выдержал Андрей Дмитриевич.

― Устал.

― Устали все.

― Действительно все устали. С неделю, как нахлынули в Москву амнистированные. Неразумное чье-то решение освободило, по сути, всю уголовщину, от сявок до мастеров. И пошло ― с востока. Сначала рыдала железная дорога. Теперь у московской милиции ― невидимые миру слезы. Мастера, матерые законники пока еще выжидали, но шпана ― бакланы, портачи, барахольщики ― после лагеря, понимая себя настоящими унканами, шуровали вовсю, шуровали нагло, неумело, в открытую. Не уменьем ― числом терроризировали город.

Доехали до конца Большого Коптевского и пошли пешком через пути. На месте их ждала группа РОМ.

Смирнов присел на корточки, разглядывая стеклянные глаза и дырку во лбу. Остальные стояли вокруг.

― Андрей Дмитриевич, его что, переворачивали? ― не поднимаясь, спросил Александр.

― Врач кивнул согласно, ответил:

― Угу. Уже окостеневшего.

― До вашего мы ничего не трогали, ― упреждая смирновский вопрос, проинформировал один из районных оперативников.

― Интересное кино. Шел, значит, советский человек, обнаружил, как говорится у Чехова, мертвый труп неживого человека, перевернул его ногой, увидел, что неродной, и пошел себе дальше по своим обыкновенным делам. Александр помолчал, потом добавил уверенно: ― По-моему, Лешка Жбан. В пятьдесят втором по меховому складу проходил. Пуля пистолетная. Лидия Сергеевна, откуда стреляли?

― Положите его в первоначальную позу, и я скажу, ― откликнулась изящная дама. Труп перевернули, уложили по еле заметному первоначальному оттиску.