Читать книгу "Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов"

— Будет больно?

— Будет стыдно.

— Что значит — стыдно? За что?

— Госпожа будет плакать. Болезнь уйдет со слезами.

— Такая злая болезнь, как у нее, не уйдет. Она уже плакала, и много. Вам известно, откуда её болезнь?

— Откуда?

— Есть такая река. Волга называется. На полгода она замерзает и превращается в лед. Вы видели лед в холодильнике? Только в России этот лед куском длиной в тысячу километров. Отсюда до Фиджи…

— Отсюда до Фиджи? Один кусок льда?

— На здешнее море совсем не похоже. Река. В России столько земли, сколько здесь воды. Все наоборот.

— Река течет от моря к морю?

Я подумал и неуверенно сказал:

— От моря к морю, если считать и каналы…

— Через две недели. Скажите госпоже, что я появлюсь на Фунафути через две недели. После Крещения.

3

Крещение, во всяком случае православное, пришлось в 2001 году на 19 января, и иорданью нам служил теплый Тихий океан, в который мы окунулись, принимая во внимание временной пояс, на полдня раньше, чем кимрские земляки бухнулись в стылые волжские проруби. Потом мы вдавились голыми коленками в сухой колкий песок за спиной отца Афанасия, розоватые ступни которого оказались плоскими, словно стельки. Он молился по полному чину, даже патриарха Московского Алексия II, которого не видел и не слышал, попомнил. Наташа вторила, она знала службу. Колюня крестился вслед за мной и, наверное, про себя говорил то же, что и я, некогда услышанное от отца, его деда: «Господи, помоги озаботиться о своих, отведи от них болезни и нужду, дай мне поддержку защитить их…»

Честно говоря, я не знал молитв по памяти. «Отче наш» и обращение к Николаю Угоднику, своему святому, читал с надписи на старинном складне, висевшем на шее у папы и перешедшем ко мне. Во-первых, покойным родителям в их странствиях молиться приходилось по наитию, где придется, даже во вьетнамских кумирнях. А во-вторых, я слышал однажды, как отец в сердцах сказал, что не мы, видно, а Бог нуждается в нашей поддержке.

Нэнси молилась с нами.

Едва отец Афанасий приступил к службе, мы стали обрастать толпой. Соседи натащили цветочных гирлянд и обвешали нас выше макушек. Пара грудастых девиц в одних юбках из пальмовых листьев четырьмя кулаками грохнула в барабан из акульей кожи, подгадав паузу в афанасьевском речитативе на языке, который мы и сами не понимали. Возможно, и на японском, учитывая, что преподобный Куги-Куги обрел сан в православной епархии в Киото.

Из-за барабана молебен через полчаса стал походить на танцульки. Девицы и барабаны утроились в числе. Четыре или пять молодцов, усевшись на песок, бренчали на гитарах. По пляжу потянулся, притопывая, хоровод, в котором все, двигаясь в затылок, держали друг друга коричневыми снаружи и розовыми изнутри пальцами за вихляющие бедра, а то и ягодицы. Католический патер и протестантский староста из местных стояли возле барабанщиц, сложив мосластые ладони поверх чресел.

Инспектор Уаелеси явился с тремя констеблями и греховодно переглядывался с Нэнси, про которую Наташа насплетничала, что она закрутила с полицейским любовь и в первую же ночь на острове ночевала у него. А наутро медсестра обсуждала с отцом Афанасием возможность перехода из католичества в православие, если в православии разрешается развод и второй брак.

Донос на сестру-сиделку состоялся после моего возвращения от немца и вака-атуа. Еще на переходе к Фунафути на катере Туафаки я поразмышлял относительно своей команды. Расказанное Наташей укрепляло меня в выводах.

— И как порешили? — спросил я Наташу.

— Батюшка сказал Нэнси, что для католички нет нужды в обряде перехода в православие. Для православных, желающих ходить в костел, — тоже. Бог общий. Нравится ей молиться с нами, вот и славно, пусть молится…

— А ты как считаешь? — спросил я.

— Я как ты, Базилик, — сказала Наташа. — А как на самом-то деле?

— На самом-то деле слова Афанасия мне по душе… Нэнси добросовестна, лучшей медсестры не пожелаешь, тебе она по нраву, а её помощь ещё долго понадобится… Раз она говорит с отцом Афанасием, значит, почти что член семьи… Нам на руку. Поддержка.

И я рассказал Наташе про план вака-атуа.

Господи, она во всем полагалась на меня!

Из почтовой конторы на улице, некогда служившей взлетно-посадочной полосой американским истребителям, я отправил в веллингтонскую клинику доктора Коламски официальное уведомление: лечение жены мы не возобновляем, очень благодарны и так далее, присылайте счет…

Я чувствовал на сто процентов, что на отца Афанасия можно было положиться. Абориген — человек широкий и добрый, он от души и совести проконтролирует вака-атуа и его гипнотические пассы. Нэнси, спутавшаяся с Уаелеси, не улизнет с острова от скуки, и жена без медицинского ухода не останется. А Колюня — воплощение семьи. Другими словами, моральная поддержка и совет. В сумме: профессиональный медицинский присмотр, помощь отца Афанасия и любовь сына — опора Наташе в мое отсутствие, если оно случится.

А ему предстояло случиться. Крещенский праздник завершал мою вакацию на Фунафути. Я не мог оставаться на острове неопределенное количество недель, которые потребуются вака-атуа, чтобы «смотреть и смотреть» на Наташу. Ответ цюрихского банкира гнал меня за деньгами, которых у нас могло не хватить даже на возвращение к тестю в Веллингтон.

На третий день после Крещения я улетел на Фиджи, оттуда рейсом авиакомпании «Катай Пасифик» в Мельбурн, где пересел на «Боинг» с родными фиолетовыми опознавательными знаками «Таи Эйруэйз», вылетавший в Бангкок.

Жемчужины Наташа отправила со мной.

В полупустом салоне «Боинга» в нескольких часах полета от Донмыонга, бангкокского Шереметьево, на высоте многих тысяч метров над океаном я терзал карманный калькулятор, сопоставляя варианты финансовых прикидок на ближайшее будущее. Ничего благоприятного. По деньгам меня снесло круто, хотя возможность зацепиться оставалась. Кроме апартаментов на продажу в Бангкоке, я располагал «пожарной» суммой в сейфе, вмурованном в стену нашей квартиры в Москве, про которую никто в мире не ведал. Оставался и дом в Кимрах. Можно переехать не на лето, а совсем. Наташе на Волге нравилось. И если островной святой, этот самоуверенный вака-атуа, с лечением справится, отчего бы не заделаться волжским обывателем? Местные орлы развивают кое-какой легальный, назовем это так, бизнес и меня в компанию примут. Возможность обсуждалась на рыбалках…

В конце концов сон сморил меня.

Я чувствовал, как темя зудит под каской и стекает на брови пот, а глаза слепит бесцветное небо тропиков, потому что на парадных построениях запрещены противосолнечные очки. Все кажется пепельным и обесцвеченным на вытоптанном солдатней пустыре между киношкой «Ланг Санг», цементным памятником Павшим и дощатыми трибунами для короля и дипломатического корпуса.