Читать книгу "Дикий барин в диком поле (сборник) - Джон Шемякин"

Выбрасывали меня из самолёта в окрестностях деревни Г. Летел я над деревней и орлом, и соколом, и прекрасным пожилым сычом (это уже когда я лапы стал под себя поджимать и думать, что всё). А как приземлился – тут и Иннокентий подъехал, свет Сергеевич.

Кеша открыл для себя напиток изысканный. Как я понимаю, полынь – это родственница осенним астрам. Полынь горькая по-английски wormwood, а по латыни artemisia absenthium. Англичане назвали полынь то ли из-за червей, то ли в честь wermod – так в старину называли в Англии мужество. По-немецки полынь – вермут.

Вер – это, как я понимаю, «мужчина», а мут – это муд, что у уд содержится в паре, если повезёт. Чем больше по размеру, тем надёжней, мужественней.

Выбор Кешей напитка очевиден. Я считаю, что муд и мудрость – это слова однокоренные. В одном конкретном случае это неоспоримо. Случай этот только что выехал с моего двора.

Кеша пьёт напиток из астр. Это не боярышник, букет не тот, но всё равно очень запоздало, романтично, по-эмигрантски, по-вертински. Пить астровый изумруд надо, конечно, под иными-чужими небесами, в кокаиновой пудре, глядя на мокрые бульвары. Но Кеша решил пить его на моих глазах, в тепле.

Что тут сказать? По итогу-то…

Помню, жил я у гаражно-строительного кооператива и имел в нём гараж. По соседству с гаражом главного ловеласа гаражно-строительного кооператива. Ловелас таскал в свой гараж каких-то ошалелых от ловеласьих выходок дам. Шли они за ним сами по щебню или по колено в снегу – это кому как повезёт. Ловелас на автомобиле ездить не любил из-за износа авто и несуразных цен на бензин.

А в гараже у него ждало дам чувственное чудо. Сам ловелас-автовладелец, матрас, напитки и два стеллажа банок с помидорами. Банки с помидорами при свете свечей, затепленных опытной ловеласьей рукой, смотрелись как заспиртованные органы и части. Кунсткамера такая уютная. Уголок паризейского маниака.

Некоторые помидоры проявляли признаки разума. Я раз зашел к ловеласу по делам и дверью хлопнул – стеллажи закачались. Я злой был до ужаса, а тут просто оторопел. При свете огарка один помидор из качнувшейся банки прямо на меня кинулся в желтой мути рассола. Видимо, насмотрелся помидор на разное в этом гараже. Видимо, натерпелся от зашедших. Налюбовался, как его собратьев пожирают любовники, вылавливая руками целые помидорные семейства и хохоча предкоитальным, вынужденным смехом. Давили помидоры, высасывали и прочее. Жутко. Злоба помидора-протестанта мне понятна.

И вот одну даму в гараже в разгар событий помидорным сопротивлением придавило. Как-то так удачно у них заладилось на матрасе, что дама на себя весь стеллажный удар приняла. С двухметровой высоты на неё лавина сошла. Мы её на руках, женскую мудрость вековую, передавали до «скорой помощи». А она не просыпалась, царевна. Выносил красавишну из гаража я. Передавая её в подоспевшие руки, обернулся на погибшие, но непобежденные помидоры на полу. Они лежали при мерцающих свечах тихо и кроваво.

Вот глаза хозяина гаража, который в мой гараж вполз после катастрофы, – один в один глаза Иннокентия Сергеевича, откушавшего бутылочку ностальгии из астр. Смесь такая: изумление, страх и ожидание. Плюс подсчёты грядущих убытков. И марево! Тип марева известен: «зелёная фея».

Мутный взор.

Если в абсент налить воды – он мутнеет. По-иностранному говоря, это называется louche. Что также значит «пользоваться дурной репутацией, туманить, мутить воду». То есть мутного человека можно назвать туманным, абсентным таким.

Я попробовал называть своих многих знакомых словом «туманный». Это удивительно элегантно, так скажу.

Теперь у меня в хозяйстве есть перфорированная ложечка для сахара. Удобная и дорогая вещь.

Рубаха

Иннокентий Сергеевич Федюнин открыл для себя два трудносвязуемых меж собой явления: бритьё головы опасной бритвой и летние рубашки, сфабрикованные слепыми китайскими старухами, прикованными к швейным машинкам живодёрен «ETRO».

Сам Этро, вероятно, тоже к чему-то очень тяжелому прикован, судя по расцветкам его удивительно идущей Иннокентию Сергеевичу продукции.

Теперь лико Кеши лепо, и на него любо взирати. Собой Федюнин ноне лыс до блеска, усы во все стороны, к усам прилагаема ещё борода сугубым клином. Рубаха же на Иннокентии собой крайне шелкова, по центру идёт вроде как ковёр персиянский с птицами и огурцами персиянскими же, а наособицу, в опояску, стал быть, мотивы «утра в Кабуле». Вся чудо-рубаха в резкую, даже категорическую обтяжку, что позволяет любому стороннему зрителю, чуть присев от изумления и робости, не только любоваться пленительными изгибами стодвадцатикилограммового тела Сергеевича, но и сосчитать их с небывалой точностью.

Из рубахи трогательно выглядывают оплетённые венами и вытатуированными драконами руки кандидата юридических наук, которые вроде руки, но размером с чьи-то интеллигентные ноги, только ещё больше.

Увидев своего друга на пороге в новом для него образе хипстера-секача, сбегал, подобрав полы халата из удачно найденной у соседей мешковины, в пыльный чулан. Откуда, пошебуршась и начихавшись, достал массивные очки в чёрной оправе.

Подарил их Кеше с глубоким поклоном. Из поклона поднимался долго, придерживаясь за стены.

Весь мир у его ног.

P. S. Купил рубаху «Этро» себе. Иначе не уснул бы.

Обострение чувств

Снова произошло! Не спим вторую ночь.

Иннокентий Сергеевич Федюнин не пьёт жизнь маленькими глоточками, щурясь от весёлых пузыриков, щекочущих нос. Иннокентий Сергеевич Федюнин пьёт жизнь прямо из ведра, половину выливая себе за шиворот, а вторую половину даря нам в виде брызг. Потому как одновременно хлебать из бадьи, орать от счастья, захлёбываясь и фыркая, и не дарить окружающим половину содержимого ведра трудно.

Время от времени от нашего гейзера счастья, от нашего Гаргантюа и почётного страусовода Поволжья уходит женщина. Я бы даже написал «женщины», но это было бы неправдой. Уходит от Федюнина его единственная женщина-жена.

На месте жены Иннокентия Сергеевича, не дай бог, конечно, я бы давно повесился от нежности к нему, приколов к кофте записку: «Спасибо за всё! Обожаю!» Но жена Кеши к весомым доказательствам своего полного счастья не готова и уходит от нашего общего любимца строго раз в год. Приблизительно на месяц.

Этот регулярный месячник Федюнин переживает остро.

Для начала он сбривает свою бороду, глупея полнокровным лицом своим лет на двадцать. Неделю Федюнин тоскует по покинувшей его спутнице. Ходит стодвадцатикилограммовым оленёнком-подранком по гостям. Открываешь дверь в три ночи, а там Федюнин с босым лицом глотает слёзы и протягивает через порог руки.

Закрываешь дверь, приваливаясь к ней плечом. Через двадцать минут беспрерывного звона и тарабасинья открываешь дверь снова, уже одетый во всё новое и чистое, застёгивая верхнюю пуговичку на белой своей поминальной рубахе.