Читать книгу "Гормон радости - Мария Панкевич"

У Петрухи нашли всего лишь воспаление легких и вернули в режимную камеру. Уже были назначены прения сторон, последнее слово и самое долгожданное – приговор.

В перспективе надо было запасаться терпением, теплыми вещами черного цвета, открытками, кофе и прочей твердой валютой. Петруха рисовала днями напролет и почти держала себя в руках.

Но накануне приговора в камере появилась лохматая узбечка Фарида, одетая в странные тряпки. Она сразу заявила, что ее не напугаешь, потому что она уже отсидела десять лет на своей родине, и всякое повидала, и «рулила» в лагере… Петруху этот треп взбесил, и она объяснила Фариде, «чо почем, печенье к чаю». «Осужусь, и пиздец тебе, а пока тихо сиди!» – велела Петруха и запретила ей курить в камере. Весь день Фарида плакала, выла и стонала, рассказывала о своих болезнях, раскладывала по полу тряпки…

Петруха попросила вызвать оперативников и потребовала перевести «эту мразь» в камеру многоходов, раз наказание в колонии Фарида, по ее словам, уже отбывала. Диалог был, как обычно, утомителен и долог – наверное, больше для сотрудников изолятора, нежели для Петрухи.

– Здравствуйте! Вон, красавица эта! Здесь первоходки, прокурор придет – и чо? – начала она разговор.

– А чо, пиздит, что сидела? – Стражи закона заржали. – Не, в сопроводиловке не было такого. Некуда ее деть, перебор в тюрьме. Воспитывайте!

– А мне зачем она такая красивая? У нас и так звездный состав в хате! Синеболки, пенсия, вечно приведете – то обсерутся тут под себя, то обоссут матрацы. А все нюхать должны! Я сама только с больнички вернулась, тут эта пизда Фарида… Она бомжиха, что ль, откуда вы ее взяли? С помойки?

– Чо мне, домой ее к себе забрать? – огрызнулся опер. – Дай пизды ей мокрым полотенцем, а я скажу, чтобы никто не подходил пока к хате… и не будет тебе ничего за это. Чо ты ссышь-то ей пиздануть, ты ж сама кого-то завалила, мужа или кого там… Вон Ленка пусть поможет тебе, или всей хатой ее наебошьте. Она тогда не скажет: «Телесные повреждения нанесли конкретные лица». Всю хату не притянут из-за нее. Сама бы не доперла?

– Не хочу я ее мудохать, – жаловалась Петруха. – У меня маникюр тут впервые в жизни появился, нужна она мне! Приговор скоро, дадут лет пять, да поеду… Эта сука все настроение изосрала…

Опера ушли, а после ужина на чисто оттертые щеткой с хозяйственным мылом полы из-за пазухи и подола Фариды посыпались крошки. Из-за крыс весь тюремный хлеб, оставшийся за день, перед сном выкидывали в пакет и выносили на вечерней проверке из камеры. Все поняли, что Фарида вытащила хлеб из мусорного пакета, куда выкидывали и очистки, и использованную туалетную бумагу.

– Ты жрать хлеб положняковый собралась из мусорки? – поразилась Петруха. Глаза ее помутнели от бешенства. – Ты, сука, не наелась за ужином?!

Фарида жалобно завыла. Петруха стала избивать ее ногами, узбечка надрывно причитала; Петрова запинала ее в туалет и ударила так, что свернула ее телом бачок, и схватила истерично кричащую женщину за волосы.

– Пей, мразь… – Она сливала воду и макала Фариду головой в грязный унитаз.

Та хватала ртом воздух, задыхалась и вырывалась. Петруха успокоилась, когда заставила Фариду сделать несколько глотков.

– Жрешь из помойки – так и пей из унитаза, – веско припечатала женщина, моя руки с мылом. Фарида заскулила громче, и Петруха пнула ее. – Устала я, девчонки… А в колонии сколько еще таких чушек будет да цыганья – пизду не приучены мыть на воле…

Судья решила, что Петруха все же совершила неумышленное преступление, и осудила ее на два года. В колонии-поселении, где мужчины и женщины содержались вместе, осужденная Петрова встретила Мишку, которого все же поймали за кражу, но тот с ней не больно водился. У него появилась юная Алена с короткой стрижкой и блядскими глазами, которая уговаривала Мишку начать счастливую жизнь без наркотиков после их освобождения. Петруху запоздалое раскаяние дружка насмешило, а вот то, что Мишка теперь ее побаивается, потому что она убила соседа, обидело. «Отмороженная ты!» – глядя в плац, отрезал Мишка. Надвинул шапку и ушел в свой отряд.

Незадолго до освобождения Петруха влюбилась в рецидивиста Санька, у которого было уже «шестнадцать отсижено». Она решила ждать его, а не изменника-мужа, о чем не преминула сообщить на зону своему благоверному. Начались длинные переговоры из телефонной будки дежурной части со свекровью. Петрова пригрозила, что с внучкой та больше не увидится, и теперь с наслаждением слушала о раскаянии неверного.

Домой Петруха вернулась с цветами для матери. Та встретила ее ужином и водкой. Женщина обнимала родных и светилась от счастья. На семейном совете договорились, что Санек после освобождения поселится в комнате Макара. «Конечно, доню, лишь бы ты счастлива была, этот хоть не наркоман!» – радовалась Ивановна. Было решено, что Петруха первое время работать не будет и займется детьми. Старшую дочь отправили в детский лагерь в Вырицу, а младшую девочку забрала свекровь на дачу – лето!

Через неделю «доню» нашла, где купить героин, и с непривычки переборщила. Очнувшись на лестнице подъезда, обнаружила пропажу телефона. Поглядев в зеркальце, убедилась, что выглядит ужасно: тушь потекла, помада размазалась. Тогда она позвонила в квартиру барыги, попросила пить и вызвала на помощь друзей. За неимением другой тары барыга налила ей воды в литровую стеклянную банку. Растрепанная, прихлебывая из банки теплую воду, Петруха плелась к метро, где ее ждали друзья на машине. «Ну вы ж понимаете, в таком виде – до первого мента…» Дома мать задала ей трепку и лишила финансирования. Петруха две недели пекла пироги в кафе у дома, но уволилась и забухала.

Через какое-то время ей позвонила приятельница и попросила помочь в поисках кайфа. Петруха накрасила губы и выпила водки с отцом, которого Анфиса выгнала к ней жить за пьянство. «Пока, папочка, мы за наркотиками!» – прощебетала она и поехала встречаться со своим бывшим мужем Вовой. Зашли за героином, в аптечку, на лестнице подъезда «поставились». Петруха вынула из вены «баян», мгновенно помертвела и упала. Раздался громкий треск от удара затылком о ступени. Губы женщины посинели, глаза закатились, остановилось дыхание.

– Петруха-Петруха, ну что ж ты вечно жадничаешь… – укоризненно произнес Вова. – И в прошлый раз точно так же сделала… Ладно, я домой. Хоть и жалко ее… Трех детей родила…

– Двоих, – поправила ошарашенная подруга.

– Троих, я-то лучше знаю, я отец, старшая-то моя!

– Ты мертворожденную девочку считаешь?

– Ну а кого… – уходя, бросил Вова. – Я не при делах, сам освободился недавно. У меня любовница ревнивая.

Петруха все ж таки пришла в себя и в этот раз – благодаря подруге, в такси. Первое, что она сделала, – попыталась украсть у водителя шарф. Впрочем, ее пресекли и доставили в ласковые материнские руки.

Рецидивист, которому Петрова посылала деньги и передачи в колонию, после освобождения до ее дома так и не доехал. Но свято место пусто не бывает – вернулся из лагеря муж, помирились было со свекровью. И опять история с ней приключилась.