Читать книгу "Людоед (сборник) - Александр Варго"

– Как… как бесполезно?

– А так. Арифметика очень проста. Или ты, или твой сын. Если бы ты знал это до смерти своей дочки, ты мог бы все исправить. Как и твой друг Серега. Только он слишком поздно все понял. Чуешь?

Виктор молчал, тяжело дыша. Туман, словно кисточка, постепенно закрашивал окружающее пространство, которое он еще видел оставшимся глазом.

– Смерть за смерть. Тебе не зря снилась петля. Пока вы думали, расплачивались ваши дети.

– Что… тебе надо? – шепотом спросил Виктор. – Еще… денег?

– Если ты выберешь сына, я просто уйду, сержант. Ты выиграл этот бой с медведем. И я оставлю тебя умирать, как настоящего мужика. Тогда твой сын будет жить.

Он выпустил дым в воздух, и хотя белесое кольцо давно рассеялось, Шибаев еще долгое время смотрел в небо.

– Но если ты хочешь жить сильнее, чем любишь сына… Что ж, это твой выбор, – тихо сказал егерь. – Одно твое слово, сержант. Я сделаю тебе обезболивающий укол. Остановлю кровь и перевяжу тебя. Вызову по рации помощь. Тебя на вертолете доставят в больницу. Заманчиво? – Он потряс сумкой, висевшей на плече. – Аптечка у меня с собой.

Виктор беззвучно шевелил губами.

Заманчиво ли это?

Твою мать, он думал, что именно так все и будет…

– Тогда ты выживешь. Ничего, что одной руки нет и глаза, это мелочи, – говорил Олег. Он докурил окурок до фильтра и спрятал бычок в карман. – Но тогда у тебя не будет сына. Теперь ты понял? Поскольку медведь убит, в сложившейся ситуации кто-то один из вас должен уйти. Это обычай Вороньего мыса.

Виктор засмеялся. Чужим, безрадостным смехом.

Наконец-то он все понял.

Москва, воскресенье, 13.11

Вскоре прибежали сотрудники зоопарка. Медведя пытались отвлечь, его били палкой, обливали водой, но он не отпускал Артема.

Теперь уже вся футболка мальчика была в крови, и алые струйки текли по его ногам.

Мария Николаевна упала на колени, поддерживая обмякшее тело внука.

Ее седые волосы растрепались, а побелевшие губы шептали молитву.

Где-то вдали послышался вой сирены.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.13

– Пока ты думаешь, сержант, я кое-что расскажу тебе, – сказал егерь.

Виктор перестал смеяться. Он попытался сесть, неуклюже взмахнув кровоточащей культей. Олег отодвинулся, чтобы не быть запачканным.

– Тот посредник, который заказал вам медвежат, – я. Это мне тогда звонил твой кореш Серега, когда вы взяли четверых лончаков на Вороньем мысе. Они мне были нужны для перепродажи.

Смолин поднял голову, силясь разглядеть егеря, но все, что он смог увидеть, было лишь безликим серым пятном.

– Да, грешен был, – признался Олег. – И Вороний мыс тоже наказал меня. Впрочем, я предупреждал твоего тупого дружка. Я про Серегу. Он был хорошим охотником, но мозгами его бог точно обделил. Зато вместо ума – гонора целый воз с тележкой. И он поперся на Вороний мыс. Хотя я говорил ему не соваться сюда! И ты тоже не отговорил его. Хотя, может, ты и правда ничего не знал… Кстати… Тот мажор, что заказал мне медвежат, сам сдох. Чуешь? В ресторане заказал медвежью лапу. И отравился. Умер в страшных муках.

Егерь перевел дух и уставился на Виктора.

– А знаешь, чем это закончилось для меня?! Знаешь?!!

Неожиданно голос Олега сорвался, и теперь он почти визжал.

– Да, я виноват! Я решил подзаработать! Я, который сам должен защищать этот лес! И за это поплатилась моя семья! Вороны сами наказали меня! Без всяких косолапых! Моим дочкам-близняшкам они выклевали глаза, сержант! Прямо на прогулке! В день их рождения, им было по пять лет!..

Виктор открыл рот, словно выброшенная на камни рыба. Ему чудилось, что на грудь положили бетонную плиту. Дышать становилось все тяжелее.

– …они вышли погулять перед приходом гостей. Две белокурые девчушки на самокатах, это я им подарил… Они… Вороны налетели, как ураган, облепили их с ног до головы! А когда они улетели…

Егерь сглотнул подступивший комок к горлу.

– Мои девочки ослепли, но остались живы, – хрипло продолжал он. – А моя жена, Дарья, сошла с ума. Она утопила их через год, а сама вскрыла вены. Так что я наврал тебе про океан, сержант. Никуда мы не поедем. Не с кем мне ехать. И я не виню Дашу, во всем виноват я, и только я. Но и вы, гниды, тоже постарались…

Он занес ногу для удара, но, глядя на хрипящего мужчину, брезгливо бросил:

– Решай. У тебя пара минут.

Виктор глубоко вздохнул.

«Артем».

Он мысленно улыбнулся, вспоминая своего сына.

В памяти радужным калейдоскопом промелькнули кадры их недавней жизни. Когда еще была жива Саша…

Как они возились, собирая самолет. Как они строили крепости из «Лего». Как он учил сына завязывать шнурки. Как объяснял ему, почему у взрослых дядей растут усы и борода. Как он… как они…

Из оставшегося глаза вытекла слеза.

«Папа».

Смолин вздрогнул.

Нет, ему показалось!

«Папа, – зазвучало в его мозгу. – Папа, помоги!»

– Артем! – прокричал он. Вокруг царила умиротворенная тишина. – Артем!!!

Егерь кинул в рот ириску и спокойно наблюдал за бьющимся в агонии мужчиной.

Москва, воскресенье, 13.15

К клетке, расталкивая толпу любопытных, пробрались два сотрудника полиции. Быстро оценив ситуацию, один из них, старший по званию, вынул из кобуры пистолет и снял его с предохранителя.

– Отойдите назад! – рявкнул второй, видя, что зеваки стали напирать в предвкушении зрелищной развязки.

Тот, что держал в руках пистолет, негромко произнес:

– Убери бабку.

И указал на Марию Николаевну, застывшую как восковая фигура.

Второй полицейский попытался оттащить тело пожилой женщины от мальчика, но та завизжала, не выпуская ребенка.

– Стреляй так, – выругавшись, произнес сотрудник полиции. Глянув на безвольно поникшее тельце Артема, он прибавил: – Он все равно уже умер.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.16

Силы постепенно покидали Виктора. Он больше не слышал сына. Кисточка, которая закрашивала его уцелевший глаз, закончила свою работу, и теперь его окружала абсолютно ровная, бархатная тьма.

– Дай… сигарету.

Егерь понимающе кивнул и сунул в рот Виктора недокуренную сигарету. Затянувшись один раз, Смолин выплюнул окурок.

– Уходи, – приказал он. Голос, до этого хриплый и задыхающийся, сейчас звучал четко и безапелляционно. Голос человека, привыкшего добиваться поставленной цели.