Читать книгу "Счастливые шаги под дождем - Джоджо Мойес"

«Пора прекращать это, – подумала Кейт. – Просто провожу ее к столу с едой, и путь Мэгги с ней разговаривает. От меня никакого толку». Она с тоской вспомнила о своем пустом доме. Потом вдруг у нее в мозгу вспыхнули два слова из детства, шепотом произнесенные няней.

– Хоу лэн, – сказала она, указывая на спящее дитя. Потом громче: – Хоу лэн.

Девушка посмотрела на ребенка, потом снова подняла глаза. Словно не смея поверить в сказанное, она слегка нахмурилась.

– Ваш ребенок. Хоу лэн.

Два ласковых тихих слова: «очень красивый». Международный язык лести.

Кейт почувствовала прилив теплоты. В конце концов, она это может. Она пыталась припомнить, правильная ли у нее интонация.

– Хоу лэн. Очень красивый, – повторила она, благожелательно улыбаясь.

Потом у нее за спиной возникла Мэгги.

– Что ты делаешь с бедной девочкой? – спросила она. – Она не говорит на кантонском диалекте. Она с материка, глупая женщина. И говорит на мандаринском диалекте. Она ни слова не поняла из того, что ты говорила.

Высокий худой Хэмиш, выпускник частной школы, совсем не подходил Мэгги. Люди повторяли это на протяжении восемнадцати лет их брака. Дело было не только в росте Мэгги, ее земной чувственности в противовес его утонченности или ее шумной китайской непосредственности и ребячьих эмоциях в противовес североевропейской безмятежности Хэмиша. Дело в том, что ее для него было не в меру много. Много для едва ли не любого человека, о котором думала Кейт. Слишком шумная, слишком прямолинейная, слишком уверенная в себе. Кейт была совершенно уверена, что Мэгги ни на йоту не изменилась с юношеских лет. За это Хэмиш ее обожал.

В противоположность Мэгги Кейт менялась при общении с разными мужчинами. Происходящие в ней перемены определялись тем, насколько сильно она увлекалась конкретным мужчиной. С Джимом она наслаждалась той непринужденностью и любовью, с которыми он обращался как с ней, так и с дочерью. Впервые после рождения Сабины Кейт почувствовала себя не только мамочкой. Джим вернул ей что-то из юности, как ей тогда казалось, ободрял ее, избавлял от лишних тревог. Обучал Кейт по части секса. Но потом, когда их отношения начали разлаживаться и она стала подозрительной, Кейт возненавидела личность, которую он слепил из нее. Возненавидела этого несчастного параноика – саму себя, – добивающегося правды, отчаянно пытающегося улучшить внешность, чтобы отвлечь его внимание от невидимой соперницы. А когда Джим ушел, к грусти примешалось чувство облегчения оттого, что ей не надо больше быть тем человеком.

Когда появился Джефф, Кейт уже была более умудренной жизнью любовницей. Она не отдавала ему всю себя, оставляя что-то и себе. А вот он отдавал ей все – всего себя. С Джеффом она повзрослела. Он расширил ее кругозор, разговаривал с ней о политике и обществе, заставил более критично относиться к несправедливостям окружающего мира. Если спокойная жизнь перевешивает страсть, это хорошо, говорила она себе. Наверное, лучше быть с человеком, который дает стабильность. Джефф научил ее применять интеллект, и Кейт поумнела. И он так мило обращался с Сабиной, никогда не пытаясь давить на нее или разыгрывать папочку, а просто относился к ней с неизменной любовью и мудростью.

Но потом через шесть лет возник Джастин, который заставил Кейт понять, что много лет оставался нереализованным целый пласт ее жизни, и вот теперь он вырвался на поверхность. По натуре она была сексуальна, и Джастин открыл в ней эту сексуальность, которая вырвалась наружу, как гейзер, и которую невозможно было укротить. Ни один мужчина не доводил ее до такого состояния, когда Кейт в девять часов утра ходила пошатываясь, как пьяная. Ни один не окружал ее настоящей аурой сексуальности, соблазнительным покровом из феромонов, когда она замечала, как поворачиваются ей вслед головы и мужчины присвистывают от восхищения. И она это заслужила, правда? – спрашивала она себя, в отчаянии пытаясь найти разумное объяснение боли, которую должна была причинить другому человеку. Кейт был дан еще один шанс. Почему в тридцать пять она должна отказаться от романтической любви?

– Это что – заговор малоежек? Пока ты здесь мечтаешь, я съела почти весь ченг фун. – Мэгги, прислонившись к мойке, энергично замахала перед носом Кейт палочками для еды. – То, что ты не знаешь разницы между кантонским и мандаринским диалектами, не значит, что тебе не разрешается принимать пищу.

– Извини, – ответила Кейт, тыкая палочками в затвердевшую еду.

Ей казалось, она голодна, но ее столь изменчивый в последнее время аппетит опять пропал.

– Что такое? По-прежнему любовное томление? Неужели ты все еще на той стадии, когда нет аппетита? Сколько уже прошло – три месяца?

– Не знаю, на какой я сейчас стадии, – горестно ответила Кейт. – Нет, знаю: на стадии вины.

Мэгги изогнула тщательно выщипанную бровь. Рассказав Мэгги, что собирается бросить Джеффа ради Джастина, Кейт ожидала, что подруга, давно знакомая с Джеффом, автоматически примет его сторону. Но этого не случилось: возможно, Мэгги теперь научилась уживаться с двумя конфликтующими точками зрения.

– Стадия вины? О-о, не раскисай, ради всего святого. Ты ведь счастлива, правда? Джастин тоже счастлив? Джефф, честно говоря, вряд ли склонен к самоубийству. Не тот тип, да и стоит учесть его психиатрическую подготовку. Возможно, прямо сейчас он проводит для себя сеанс психотерапии. – Мэгги загоготала, и у нее изо рта выскочил кусок лапши.

– Дело не в Джеффе. Дело в Сабине, – сказала Кейт. – Я порчу ей жизнь.

Мэгги извлекла из миски последнюю завернутую в бумагу креветку, испустила долгий вздох, потом сунула миску в переполненную мойку.

– Понимаю. Все эти ужасы подросткового возраста, да? Эта девушка-ребенок доставляет много хлопот?

– Не так и много. Она почти со мной не разговаривает. Но у нее все написано на лице. Она считает, я разрушила ее жизнь. И ненавидит меня за то, что я послала ее к бабушке.

– Ну, за это ее винить нельзя, если все, что ты мне рассказала, правда. Но разрушить ее жизнь – не будь столь мелодраматичной, – ухмыльнулась Мэгги. – Послушай, она совсем не тянет на бедную сиротку.

Кейт во все глаза смотрела на подругу, ища поддержки.

Мэгги подняла руку и принялась загибать пухлые пальцы:

– Первое. Она одета и накормлена? Да. И даже чертовски хорошо, если хочешь знать, – все это фирменное барахло. Второе. Ты привела в ее жизнь кого-то злого? Нет. Все твои мужики – ну, оба твоих мужчины, которые жили с вами, – обожали ее, а эта маленькая леди не очень-то их жаловала. Третье. Был ли Джефф ее настоящим отцом? Нет, о чем она говорила ему при любом удобном случае. Четвертое. Уйдет ли она из дому через несколько лет, даже не бросив прощального взгляда? Конечно нет.

– Похоже, мне стало намного лучше.

– Это правда, дорогая. Я лишь хочу сказать, что ты чересчур беспокоишься. Сабина – вполне уравновешенный тинейджер, выращенный в хороших условиях. Я говорю это в позитивном смысле. Она умная, она бунтарка и не даст себе лапшу на уши вешать. Тебе незачем беспокоиться.