Читать книгу "Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду - Вадим Телицын"

Издавна, еще в языческие времена, был обычай, что богатыри устанавливали между собою названое братство, иначе побратенничество, у южных славян побратимство. Один перед другим давал клятву быть вместе как один человек, друг другу во всем помогать, друг друга из беды выручать, жизнью за друга жертвовать, за смерть друга мстить. Под влиянием христианства этот обычай получил религиозное освящение. Это исконная принадлежность нравственных понятий всех народов арийского племени, до сих пор этот обычай сохранился у афганов. У древних греков он является в дружбе Ахилла и Патрокла, Тезея и Пиритоя, Геркулеса и Иола, Ореста и Пилада; на противоположном конце Европы, у скандинавов, он называется Foetbroecleralag и сопровождался заветными символическими обрядами.

У нас этот союз связывал древних богатырей сумрачно-героической эпохи Владимира Красного Солнышка и почитался до того священным, что богатырь упорный и неустрашимый терял дух, когда увидал величайшее в мире беззаконие — своего названого брата, идущего против него с оружием. Этот союз существовал в новгородских нравах, сохранявших чистоту древних славянских жизненных начал. Вот как удалец отыскивает себе таких братьев. Василий Буслаев ставит чан вина посреди двора и опускает туда огромную чару или ковш. Его слуги понесли по Новгороду записки:

Кто хощет пить и есть из готоваго,

Валися к Ваське на широкой двор;

Тот пей и ешь готовое,

И носи платье разноцветное…

Замечательно, как изменился древний обычай под влиянием дальнейшего развития жизни. Прежде названые братья были равны между собою, хотя бы и много их было в одном братстве; — все у них было общее: брат считал братнее своим имуществом; самая жизнь принадлежала брату. Василий в своих записках предлагает свое достояние тем, кто придет к нему на братство, но он не показывает притязаний самому иметь право считать своим достоянием имущество названых своих братьев. Названые братья ниже его по достоинству: они его пособники, его вассалы, его дружина. Он над ними старшина, он их будет поить и кормить. Древнее равенство от усложнения общественных связей ниспускается до клиентства, хотя еще не дошло до наемничества. Новгородская свобода подорвала первобытное равенство отношений; но она же не допустит до унижения одной стороны пред другою, так как она же хотя и возвышала бояр в Новгороде, но не допускала черный народ до безгласного порабощения боярам. Приходящий вступал в союз с Василием и, хотя был меньшим перед ним, однако все-таки братом; так точно как и Псков хотя был меньшим, а все-таки братом, а не подчиненным Великому Новугороду.

Молодцы рассекали себе ладонь и спускали кровь в одну ямочку, выкопанную в земле, а потом подавали друг другу руки и произносили обет братства. Другой обряд, еще торжественнее, совершался так: вырывали из земли полосу дерна, иногда же три полосы, так, чтобы их края были соединены между собою, и ставили их на жерди, так высоко, как только человек может достать острием копья. Стоя на коленях под этой землею, витязи призывали богов во свидетели своей клятвы и обещались жить между собою как родные братья.

Этот союз ценился у них так, что отец готовился мстить собственным сыновьям, исполняя завет кровавого мщения за убийство названого брата.

Весть о призыве на братство разнеслась быстро. В славном Новогороде тогда были грамотные люди. Большой литературной образованности, конечно, не было; зато грамотность должна была быть тогда обычным делом. Вечевые дела производились письменно; концы, улицы составляли приговоры, друг с другом переписывались; торговые и гражданские сделки совершались на письме. Сами пастыри русские признавали за новгородцами то достоинство, что они были народ книжный. Замечание в песне о грамотных людях в Великом Новгороде осталось как воспоминание угасшей старины для последующих веков, когда уже песня приняла измененную под влиянием московской народности редакцию.

Когда созывались братья с улицы, нельзя было принимать всякого охотника в братство без опыта. В песне Буслаевич испытывает своих названых братьев таким способом: прихожий молодец подойдет к поставленному посредине двора чану с вином, выпьет чару — Василий ударит его дубиною в двенадцать пуд. Молодец стоит не шевельнется, и на буйной голове кудри у него не тряхнутся. Это значило — годится молодец в побратенники. В переводе на исторический язык этот эпический образ означает, что Василий боролся с каждым или дрался на палках, по новгородскому обычаю. Так точно у скандинавов нередко два богатыря сходились между собою на поединок; когда один узнавал, что другой так же силен и неустрашим, как он сам, то оба кидали оружие, бросались друг другу в объятия и заключали взаимное братство.

Так сходились молодцы к Василию. Пришел Костя Новоторженин; пришли Потанюшка Хроменький, Хомушка Горбатенький; пришли потом два сына боярские, братья родные; пришли мужики Залешане, — семь братьев Сбродовичей. Всех надобно было опробовать. Кто выдерживал испытание, тому Василий говорил:

А и будь ты мне названый брат,

И паче мне брата родимого!

Но приходившие охотники не все выдерживали нелегкое испытание. Были такие, что заходили невпопад, слишком на себя понадеявшись; их изломают и за ворота выбросят.

И прибрал Василий много-много товарищей;

Набрал он их три дружины в Новеграде…

И пошел Василий со своими назваными братьями искать приключений и случая начать задор с новгородцами — отмстить им за то, что они на него жаловались.

Была братчина-Никольщина. Это было обычное увеселение на Руси. Братчина носила характер правильно организованной общины. Каждый участник давал от себя часть, и это называлось ссыпь. Избирали пирового старосту, который должен был учреждать пир и наблюдать порядок. В старину, при соблюдении патриархальных отношений, ссыпь давалась натурою — съестными припасами, солодом, ячменем, медом для напитков. Но впоследствии стали ссыпщики давать свою часть деньгами, а пировой староста распоряжался покупкой. Сумма эта, как видно, хотя и определялась заранее, но иной ссыпщик мог дать и больше других, смотря по достатку и по щедрости. Братчина на этот раз отправлялась в приходе св. Николая — верно, по поводу храмового праздника. Церковный староста был старостою пира. Распорядители братчины не знали Василия; но Василий пришел сам в братчину со своими побратенниками. Спрашивает: сколько в братчине с брата берется; и сам дает за себя и за товарищей гораздо большую сумму, чем платилось вообще; но собственно за свою особу он дает вдесятеро больше, чем за каждого товарища: за себя пятьдесят рублей, за каждого названого брата пять рублей. Здесь тоже видна потеря древнего равенства отношений: Василий считает себя в десять раз выше своих побратенников.

На Василия была уже тайная злоба. Василий, заплативши больше всех и притом окруженный своею дружиною, сознавал свое первенство между всеми, раздвигал братчиков, садился на переднее место, усаживал около себя товарищей. Мужики взглянули на него искоса и стали задирать его:

А званому гостю хлеб да соль,

А незваному гостю и места нет.

В этом замечании была уже угроза. Василий отвечает им такою же двусмысленною угрозою.