Читать книгу "Думай, как Эйнштейн - Дэниел Смит"

Второе открытие, которым увенчался этот умозрительный эксперимент, заключалось в осознании того, что гравитация может искривлять свет. Если в стенке падающего лифта просверлить дырочку, луч света ударит в противоположную стенку – но несколько выше, чем была дырка, из которой он исходил. То есть его траектория будет искривлена. Следовательно, догадался Эйнштейн, свет не всегда распространяется прямыми лучами, как считалось ранее. Но для вычисления этой кривой траектории понадобится принципиально новая геометрическая система, поскольку геометрия Эвклида создана для измерения плоских поверхностей, но неприменима для искривленных.

Общая теория последовательно описывает, как гравитация искривляет пространство и время. Величайшей сложностью для Эйнштейна – почему он и потратил на это столько времени – было найти математические способы объяснения того, как гравитация ведет себя в царстве пространства-времени. Чтобы это понять, достаточно представить шар для боулинга, катящийся от края к центру батута. Ткань батута будет прогибаться под ним до тех пор, пока шар не придет в состояние покоя. Теперь покатим от края батута еще один шар. Он докатится до первого шара в центре и остановится. Разве первый шар какой-то особой силой притягивает к себе второй? Никак нет – оба шара лягут рядом друг с другом, искривив ткань батута еще сильнее. Для объяснения того же явления в искривленном пространстве-времени Общая теория и выводит уравнение поля. Проще простого, не так ли?

Выражаться совсем коротко – если Ньютон рассматривал вселенную, в которой яблоко падает с дерева на землю под действием земной гравитации, то Эйнштейн доработал понятие гравитации до искривленного пространства-времени. И вот как он объяснял успех «труда своей жизни» сыну Эдуарду: «Когда слепой жук ползет по поверхности шара, он не замечает, что пройденный им путь изогнут. Мне же посчастливилось заметить то, чего не заметил жук».

В работе, вышедшей в 1917 году под названием «Космологические соображения к Общей теории относительности», Эйнштейн описал вселенную, которая однородна и изотропна (безгранична по всем направлениям) – условие, которое стало возможным благодаря представлению о том, как она бесконечно искривляется внутрь самой себя. Среди бесчисленного множества прочих выводов Общая теория позволила нам приблизиться к пониманию феномена черных дыр (хотя Эйнштейн в свое время даже не представлял об их существовании), пространственно-временных туннелей (т. н. «червоточин») – и даже строить предположения о механизме Большого взрыва.

Однако размышления подобного уровня иногда бывают весьма болезненны. «Природа прячет свои секреты в силу своего величия, а не хитрости», – заявил Эйнштейн в одной из своих самых философских дискуссий, но чем дальше, тем чаще стал замечать, что его высказывания вызывают всеобщее неприятие. Например, уже в 1911 году он предсказал, что притяжение солнца может искривлять лучи других звезд. Проблема заключалась в том, что доказать это или опровергнуть можно было только в условиях солнечного затмения. Будто по заказу, такое затмение случилось 21 августа 1914 года – но удача тут же отвернулась от него, так как началась Первая мировая война. Редчайший шанс проверить его гипотезу был отложен на целые пять лет. И только в 1919 году группа исследователей под началом британского астронома Артура Эддингтона отправилась на остров Принсипи в Западной Африке, чтобы в условиях очередного солнечного затмения доказать, что Эйнштейн был прав.

Свой титанический труд Эйнштейн продолжал, даже когда война уже бушевала вокруг него по всей Европе. В 1944 году, ломая голову над принципом эквивалентности, он признался Генриху Зангеру: «Природа показывает нам только хвост льва. Но я нисколько не сомневаюсь, что лев у нее тоже имеется, просто из-за своих огромных размеров он не может явить нам себя сразу весь целиком. Мы созерцаем его примерно настолько же, насколько его видит сидящая на нем блоха».

И вот наконец в 1915 году он разгадал все тайны Общей теории, распутав клубок взаимоотношений пространства, времени, энергии и материи. И сам назвал свое детище «теорией несравненной красоты». В ньютоновском мире пространство и время были неизменными, а сила гравитации неким мистическим образом существовала отдельно от них. В эйнштейновском мире, однако, и пространство, и время изменялись под действием гравитации и сами же влияли как на нее, так и на все объекты и события в пределах ее господства. Как писал Макс Борн, эта теория – «величайший подвиг человеческого мышления перед лицом природы, самое удивительное сочетание философского постижения, физической интуиции и математического мастерства».

Прикрывай спину

Нобелевская премия – если мы разведемся и если я ее получу – будет полностью передана тебе.

Альберт Эйнштейн, 1918

Упорство, с которым Эйнштейн формулировал Общую теорию относительности, – лишь очередное доказательство его способности потрясающе стойко переносить все трудности и препоны злодейки-судьбы. Инстинктивная вера в то, что он на верном пути в развитии своих идей, всегда оказывала ему неоценимую службу.

Непонятно, впрочем, сражался ли он с этими трудностями как-то осознанно. С ранней юности он с удовольствием пробирался по жизни своим, никем не проторенным путем, преследуя собственные интересы и не боясь громко заявлять миру о намерениях – как, например, в случае с его решением отказаться от немецкого гражданства, не дожив и до двадцати лет. Уже став взрослым, он заводил широчайший круг друзей и знакомых, где бы ни доводилось жить, и, как мы уже не раз замечали, не испытывал особых проблем в общении с противоположным полом.

Цитата, вынесенная в эпиграф этой главы, – возможно, самая яркая демонстрация его напускной храбрости в личной жизни. Обещание это он сделал Милеве в 1918 году – после того как уже несколько лет она не давала ему развода (что указывает на его страстное желание разойтись с нею официально). К февралю 1919 года их развод наконец состоялся, и в 1922 году вся оговоренная сумма оказалась у нее на счету. И хотя можно только гадать, каким гротеском обернулась бы ситуация, не получи он Нобелевской премии, – история насчитывает очень мало претендентов на эту награду (как до, так и после Эйнштейна), настолько уверенных в себе, чтобы так нагло распоряжаться деньгами еще до их получения.

И все-таки, раздвигая границы человеческого познания, Эйнштейн пережил немало страданий и сомнений. О своих метаниях в процессе работы – от агонии к восторгу и обратно – он поведал на лекции в университете Глазго в 1933 году:

Все тревожные попытки найти во тьме истину, которую чувствуешь, но не можешь выразить; все неодолимые желания, сомненья в себе и дурные предчувствия, преследующие тебя до тех пор, пока не достигнешь окончательной ясности, – всё это может быть понято лишь теми, кто это испытывал.

Его успех как физика-теоретика в огромной степени объясняется упорным нежеланием отступать даже там, где другие давно бы уже свернули с пути под гнетом неудач и разочарований. Хотя это вовсе не значит, что он продолжал слепо идти вперед, когда все указывало на необходимость смены курса. Эйнштейн понимал, что без ошибок не обойтись (ведь при битве на передовой человеческого познания они просто-напросто неизбежны), но что еще важнее, учился на этих ошибках – и либо вносил в свой маршрут коррективы, либо возвращался на старт и начинал все сначала.