Читать книгу "Тень без имени - Игнасио Падилья"

Так обстояли дела, когда Дрейер принял решение, которое вынашивал в тишине, начиная с той ночи, когда он сыграл решающую партию в шахматы с Эйхманом. Однажды утром он вышел из очередного состояния оцепенения и неожиданно заявил:

— Кретшмар именно тот человек, Голядкин, который нам нужен.

Хотя мне потребовалось несколько секунд для того, чтобы оценить значение его высказывания, очень скоро я догадался, о чем идет речь, и это испугало меня. Я знал, что вот уже в течение нескольких недель Дрейер вынашивал идею о замене Адольфа Эйхмана, но до этого момента он сам не хотел признать, что имеет на примете подходящего для этого человека. Со времени встречи Дрейера с маршалом Герингом его маленькая армия двойников с большими успехами выполняла свою работу, и не единожды действия ее солдат помогали избежать несчастий таким людям, как Гиммлер или Геббельс. Действительно, некоторые высшие офицеры начинали уже смотреть с ужасом и подозрительностью на эффективное использование этих двойников, которые в конце концов были преданы Герингу. Тем не менее никто из них никогда не высказал вслух предположения о возможности полной замены, такой, которую сейчас намеревался произвести Дрейер не с высшими руководителями рейха, а с более скромным и, возможно, более опасным человеком — полковником Эйхманом. Сейчас не имеет большого смысла спрашивать себя, думал ли Дрейер когда-нибудь о том, что эта замена могла быть первой из многих. Единственным для него врагом, которого следовало победить, был нацист, ответственный за уничтожение. В связи с этим, когда он сообщил мне о том, что именно Кретшмар был необходим ему в качестве заменителя Эйхмана, я почувствовал себя так, будто передо мной поставили песочные часы с крошечным количеством песка. Мне незачем было спрашивать Дрейера о причинах такого решения. Молодой Кретшмар был связан с ним гораздо более тесными узами, чем отношения подчиненного с его начальником. Он был, несомненно, лучшим из его людей, верным и единственным, кто казался способным сделать для него все. Дрейер всегда испытывал к Кретшмару безмерную привязанность, и неоднократно, заинтригованный тем, что он оказывает молодому человеку денежную помощь и тайно заботится о нем, я приходил к мысли, что такая взаимная приязнь была связана не только с давним дружеским долгом по отношению к отцу несчастного юноши, как объяснял ее генерал. Как бы то ни было, теперь не оставалось сомнений в том, что именно Кретшмар идеально подходил для осуществления его плана. К тому же юноша был почти ровесником Эйхмана и являлся одним из лучших шахматистов Берлина. Что касается внешнего подобия, то их комплекции совпадали, а придание сходства чертам лица не составляло большого труда для искусных хирургов, предоставленных в наше распоряжение маршалом Герингом. Ослабевший на бесконечных оргиях нацистской молодежи, юноша обладал тем призрачным качеством, которое характерно для тех, кто жил только для сомнений, мести и ненависти, но в то же время сумел создать вокруг себя ауру равнодушия, почти полностью скрывавшую эти жизненные установки. Должен признать, что многократно в течение тех лет, когда я в соответствии с четкими инструкциями Дрейера следил за каждым шагом молодого человека, нечеткий облик Кретшмара наводил меня на мысль об упадочнической двусмысленности его облика. Плохо скрываемая лысина уже высовывалась из-под его военной шапки и надвигалась на его лицо, будто желая полностью исказить его. Глаза юноши не могли оживить его невыразительных черт, а тело Кретшмара, слегка надломленное, будто он все время сидел за шахматной доской, воскрешало в памяти костюм без хозяина, которому только капризные колебательные движения ветра придавали эфемерное впечатление живости. Увидев молодого человека, никто не поверил бы в то, что он способен совершить преступление. Разговаривая с Кретшмаром, люди вели себя с покорной дисциплинированностью. Он учился, общался с себе подобными, подчинялся приказам и играл в шахматы, никогда не теряя при этом из виду основной цели своих трудов. У юноши, таким образом, было все необходимое для того, чтобы отомстить Дрейеру. Я был в этом уверен настолько, что сам поспорил бы на оставшуюся у меня руку, если бы мне, по крайней мере, удалось перетянуть его на свою сторону. Дрейеру удалось взрастить верность молодого человека и добиться ее, обыграв Кретшмара в шахматы, и можно было почти не сомневаться, что душа юноши принадлежала ему будто по праву Создателя. Поэтому, когда я спросил Дрейера, действительно ли он верит, что его чемпион обладает твердостью духа, необходимой для замены Эйхмана, генерал ответил утвердительно и с раздражением, будто бы мой вопрос касался очевидного и являлся чересчур личным, поскольку его не имел права задавать такой человек, как я, имеющий слабое представление о тайне шахматной игры и непреложном кодексе чести, который она устанавливала для всех своих подданных.

В течение недель, последовавших за озарением Дрейера, наши с ним отношения вновь стали более тесными. По мере того как его планы по замене Адольфа Эйхмана приобретали реальное содержание, его вера в мою добрую помощь вернулась в прежнее русло, и он обсуждал со мной мельчайшие детали того пути, который следовало пройти Кретшмару, чтобы стать во главе департамента еврейских исследований СС. С этой стороны все беспрепятственно шло в соответствии с планами Дрейера. Юноша с самого начала проявил готовность подчиниться и подвергнуться суровой системе воспитательных мер, которые генерал применял для того, чтобы стереть дух своих учеников, подготовив их таким образом к перевоплощению. Вскоре, при помощи чудесной работы, проделанной хирургами Геринга, Кретшмар был готов к тому, чтобы заменить Эйхмана, и Дрейер надеялся, что возможность для этого предоставится в любой момент.

По мере развития войны власть Эйхмана в рядах рейха сильно возросла, и, хотя сведения об уничтожении евреев носили секретный характер, ползли упорные слухи о том, что в его поездах смерти ежедневно штабелировали трупы тысяч людей, о которых в дальнейшем не было никаких известий. Дисциплина полковника Эйхмана, его глубокие знания наземного транспорта и его ненависть к евреям превратили его в идеальный механизм для уничтожения. С каждым разом было все труднее согласиться с мыслью о том, что страстная приверженность полковника шахматам окажется настолько сильной, что он способен будет поставить на кон власть, о которой, возможно, грезил начиная с подросткового возраста. Тем не менее Дрейер никогда не сомневался в том, что Эйхман не откажется дать реванш и поставить на кон собственную жизнь, когда он представит полковнику своего чемпиона. С другой стороны, он никогда не рассматривал возможности того, что Кретшмар может оказаться побежденным полковником СС. Если эта партия должна была состояться, то только потому, что он сам ранее доказал свое превосходство над юношей и был настолько уверен в своей способности одержать победу в игре, насколько сейчас в том, что умения Кретшмара хватит, чтобы нанести поражение Эйхману. В определенной степени юноша превратился для него в нечто подобное тем непробиваемым доспехам, которых в другое время ему недоставало для того, чтобы одержать победу над полковником. Таким образом, следовало только убедить Эйхмана сыграть партию в шахматы с Кретшмаром на свою личность и тогда планы Дрейера приобрели бы ту форму, какую он хотел им придать. В том случае, если Эйхман победит или откажется признать свое поражение, мой товарищ решил устранить его физически, хотя это и затруднило бы, если не сделало бы полностью невозможной, планируемую подмену.