Читать книгу "Модистка королевы - Катрин Гюннек"

То была дерзкая эпоха, и я всегда была готова дать отпор.

Пост старшей фрейлины королевы получила, конечно, мадам де Ламбаль.

— Победа для австриячки, — сожалели благородные дамы.

Они клялись отомстить бедной де Ламбаль.

Следствием всего этого стала единственная приятная вещь: отъезд «мадам Этикет», этой педантки де Ноай, которая терпеть не могла играть вторые роли позади Марии-Терезы де Ламбаль. Став женой маршала де Муши, она покинула Версаль, сказав, что следует за мужем, назначенным на должность губернатора Гюены. Никто не пытался удержать ее.

Помню, как Мария-Тереза де Ламбаль, вне себя от радости, переселялась на первый этаж южного крыла, в огромные апартаменты: 12 комнат, 11 антресолей. Эти апартаменты были свидетелями самых веселых вечеров и самого занимательного общества, но к концу года мадам Тереза потеряла там свою улыбку. Зима обещала быть ледяной во всех отношениях. Новая работа оказалась непосильным грузом. Она была сложной, и мадам, по правде говоря, не была к ней готова. Ей пришлось командовать тысячами людей. Интендант, секретариат управления, метрдотель, горничные, сотни должностных лиц, да еще придворные дамы — эта колония горгоний в постоянных ссорах. Кучи счетов для сверки, домашние растения, подбор персонала, организация праздников — и она согнулась под бременем забот, которые отняли у нее самое ценное в глазах королевы — чувство юмора. Мария-Тереза много плакала, часто жаловалась, и мадам Антуанетта все больше поджимала губы и все чаще устало вздыхала. Она терпеть не могла слезы.

Однако той зимой они иногда еще прогуливались вместе. Пальто из горностая и лебяжьего пуха, славянская шапочка с хохолком цапли — и они во всю прыть мчались на санях вдоль Елисейских Полей. Принцы и придворные вельможи брали с них пример. Было слышно, как в парке звенят бубенцы; сверкали золотые молнии саней, мчавшихся по мягкому снегу, который должен был пролежать еще два месяца.

То была последняя прекрасная зима мадам де Ламбаль — никто в этом не сомневался. Пост главного управляющего королевского дома, такой желанный, если и был украшением, то украшением распада.

Королева все больше уставала от печальной Марии-Терезы и стала предпочитать ее обществу общество мадам де Полиньяк. Моя покровительница Ламбаль чувствовала приближающийся удар, но что она могла поделать? Конкуренция была ужасна. Ее соперница Жюли была плутовкой и развратницей. Двадцать семь лет — и двадцать семь нечистых делишек на ее совести. Настоящая кошка, ласковая, вкрадчивая, хитрая, очень хитрая и, кроме того, красивая. Я восхищалась ею, ее красота была достойна восхищения, то была пикантная красота брюнеток с голубыми глазами.

— Самое небесное создание, которое только можно увидеть! Взгляд, ангельские черты, — говорил герцог де Леви, с наслаждением разглядывая новую фаворитку.

Отдадим должное справедливости: ни один из портретов, даже портреты мадам Лебрен и Боварле, не передают ее свежести и изящества. У нее было приятное лицо, но походка изобличала ее. Беспокойная, суетливая и надменная. На самом деле эта женщина была на редкость бесстыдна, но обладала талантом нравиться королеве. Королева баловала ее. А из моей бедной Ламбаль она сделала тупицу и неудачницу.

Глава 11

Я переживала необыкновенные времена. Мое положение было скромным, но привилегированным. Я была близка к королеве, и многие знатные люди завидовали мне. Я стала своего рода «гигантом».

С годами я все больше ценила часы, проведенные с нею. Я потеряла им счет, но знаю, что таких часов было немало. Я была ее тенью, ее сообщницей уже столько лет!

Кто мог знать ее лучше меня?

Она не была холодной и презрительной, как ее часто описывают. В моем присутствии она смягчалась. Под маской королевы я чувствовала женщину. Цельная натура, влюбленная в жизнь, прекрасная птица в золотой клетке.

Мне судьбой было предназначено быть рядом с ней. Возможно, для того, чтобы однажды выступить свидетелем.

Полулежа в глубоком кресле, я закрываю глаза и возвращаюсь в то время.

Мне нравится вспоминать наши дни в Трианоне.

Я вижу нас рядом с ротондой и беседкой, окруженной белыми розами. Они как снежки… Сколько растений мы вырастили, она и я? Ее фрейлины говорили, что Трианон был уже не садом, а нашей «лабораторией идей», лабораторией мод.

Трианон… то были счастливые дни. Прозрачные, белые часы, часы нашего цвета. Я долго отдавала предпочтение ярким цветам. Глубокий красный, цвет вишни и рыжеватый — любимые цвета Жанны дю Барри. Потом мне стали нравиться цвета нежные, прозрачные. Голубая лаванда, сирень, зеленая липа… Цвета были прекрасны, и они были повсюду: в белизне цветка, в тени фиалки, в синем мраморе вечера.

— Вы заметили, — сказала мадам де Ламбаль, которая всегда удивляла своей наблюдательностью, — что говорят: «черная ночь», хотя даже самая беззвездная ночь никогда не бывает черной?

Именно Мария-Тереза де Ламбаль открыла для нас «цвет ночи». Было большой заслугой с ее стороны заметить, почувствовать этот цвет, ведь в Версале ночи как таковой никогда не было: иллюминация превращала ночь в день.

Память приводит меня в летнюю ночь оголенных плеч и грациозных шей, в ясный муслиновый вечер, где Мадам задала тон празднику, обозначив его цвет. Я помню и маленьких собачек, которых она тоже хотела одеть во все лиловое. Ее желания не обсуждались, и я исполняла их, даже не догадываясь о смехотворности ситуации. У этой женщины был дар легкости и легкомыслия, с ней все становилось веселее, все превращалось в игру. Из всех игр мне больше всего нравилась игра в цвета.

Она заключалась в следующем: каждая из нас должна была дать названия самым различным оттенкам. Мы придумывали названия возвышенные и прекрасные, смешные и ужасные. Например, «кислое молоко», «тристамия», «лицо сифилитика», «задница мухи», «умирающий цветок», «потерянное время», «веселая вдова», «розовая старческая задница»[64]и многие-многие другие. Самым известным название было «блоха», но придумали его не мы — это название однажды слетело с языка короля.

Как-то утром в апартаменты мадам Антуанетты, где мы примеряли платье из нежной коричневой тафты и советовались по этому поводу, зашел король. Несмотря на то, что он не был в восторге от моих чепцов, он вел себя со мной всегда очень мило.

— Это платье цвета блохи! — воскликнул он, остановившись перед темной тафтой.

Все рассмеялись. Этот цвет, как и следовало ожидать, произвел фурор, и весь двор стал одеваться в цвет блохи! Блошиное дефиле в Версале: старая блоха, молодая блоха, спина блохи, брюхо блохи, бедро блохи, внутренняя часть бедра блохи, голова блохи, живот блохи, белая блоха… Эпидемия распространялась по всему двору и продолжалась, пока не стала раздражать королеву. Насколько мы понимали, это не было капризом. Для ее раздражения имелись все основания — из уст в уста передавалась злая песенка, которую поспешили донести до ее сведения: