Читать книгу "Часы от президента - Никита Филатов"

– Алле?

Выслушав сообщение, коротко ответил и дал отбой. Потом пояснил специально для майора:

– Они подьехали. Чемодан забрали. Проверили…

– Все в порядке?

Вопрос был задан невпопад, но Асхабов только махнул рукой:

– По машинам!

Колонна развернулась и пошла в сторону крепости. Но примерно через семьсот метров головной БТР нырнул вправо и почти не считаясь с отсутствием дороги запрыгал по руслу высохшей речки.

Стало не до расспросов.

Виноградова и его спутников без пощады швыряло от борта к борту и главное теперь было – не прикусить язык и уберечь голову от самых болезненных ударов.

Наконец, бронетранспортер застыл на месте – и Владимир Александрович уткнулся носом в спину здоровяку с переднего сиденья.

– Вылезаем?

– Да, пошли… Быстрее!

Белую «мазду» с тонированными стеклами заметили почти одновременно:

– Вон они! Все точно. Пошли?

– Спокойно.

Микроавтобус заполз передком на огромный валун, и стоял, почти уперевшись своими японскими фарами в небо.

Вокруг, конечно, ни души.

Однако, вместо того, чтобы сразу броситься к «мазде», Асхабов послал две группы на осмотр окресности – попадать в засаду ему больше не хотелось.

Потом вперед пошли бородач с миноискателем и ещё один сапер, и только после них командир гвардейцев приступил к самому главному.

Кабина была пуста.

– Ну, во имя Аллаха!

Задняя дверь микроавтобуса открылась легко, без скрипа.

– Господи…

На дне салона лежали два тела, накрытых большим и тяжелым куском брезента.

– Отойди-ка, майор! – Асхабов перегнулся внутрь, насколько это было возможно, и потянул на себя дальний край материи:

– Живой! Живой, да?

Тут и Владимир Александрович не разглядел даже, а угадал какое-то шевеление:

– Самошин? Ну, бляха… Живой!

Журналист был крепко-накрепко, по рукам и ногам спеленут парашютными стропами. Шея его профессионально фиксировалась петлей-удавкой, которая при этом удерживала ещё и забитый в рот кляп.

– Нож есть? А то задохнется от радости!

Опережая Асхабова, майор до конца сдернул с лежащих брезент:

– Гвоздюк?

– Вах-х…

Второго журналиста никто не связывал.

Нужды в этом, собственно, не было. Длинное, нескладное тело телевизионного оператора оказалось мертвым: одна ладонь у сердца, другая сжата в кулак.

На запрокинутом лице, вокруг синих губ темнели кровоподтеки.

– С ним что – все? Точно, да? – Не хотел верить себе Асхабов.

Владимир Александрович убрал руку с шеи покойника:

– Да. Уже давно…

– Ах, билять! Порву, падлы!

И в этот момент тихо, по-кошачьи всхлипнул Самошин…

* * *

Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:

– Спит?

– Заснул. – Асхабов прошел к столу. – Убирать?

– Да, пожалуй. Мне достаточно.

Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф:

– Ладно. Аллах простит. Верно, майор?

– Не знаю. Я православный, нам разрешается…

Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.

Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…

– Успокоился хоть немного?

– Ну, в общем – да. Развезло парня, но это и к лучшему.

На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.

О главном говорить не хотелось.

– Оператора жалко.

– Этого, второго? Да, конечно.

Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой – убивая.

Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…

– Он что, действительно здорово пил?

– Да, постояннно. Зашибал… – Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.

– Он с какого года?

– Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.

Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался – умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились – ан, уже поздно!

Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было – пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.

Да ещё бок о бок с мертвецом.

Майора передернуло:

– Значит, что у нас получается?

– Да, собственно, хорошего мало.

Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.

Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…

Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался – вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.

Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие – каменный век, но жить можно.

Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги – все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…

Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.