Читать книгу "Книга о Небе - Кодзиро Сэридзава"

А когда Родительница ушла, мы сразу же прослушали пленку.

Родительница говорит на диалекте провинции Ямато[6]эпохи Эдо, поэтому, когда слушаешь ее непосредственно, попадаются трудные для понимания слова, некоторые из них не улавливаешь, а на пленке голос звучит громко и внятно, и это очень помогает.

При помощи электронной машинки дочь примерно за полтора часа превратила рассказ, записанный на пленке, в иероглифы и красиво напечатала его.

Восхищаясь великолепными благами цивилизации, я в глубине души стыдился своего невежества…

Постаравшись восстановить в памяти содержание услышанного непосредственно, я прослушал речи Родительницы на пленке, а потом прочитал их же напечатанными на бумаге и сделал неожиданное открытие, а именно: содержание легче воспринимается, когда видишь текст глазами. И еще: беседуя, надо сосредоточиться и по возможности вкладывать в беседу всю душу.

С тех пор Родительница по крайней мере раз в десять дней, а то и раз в пять дней приходит ко мне домой, то есть она побывала у меня уже более ста раз, и каждый раз после ее ухода дочь переводит в текст записанное на пленке.

Эти распечатки бережно хранятся в углу моего кабинета, и накопилось их уже великое множество.

А о чем, собственно, говорит госпожа Родительница, так часто посещая нас? Она затрагивает самые разные проблемы, говорит, к примеру, о жизненном пути человека, о счастье человека, о духовном совершенствовании человека, об отношениях Бога и человека… А слушают ее все, все люди, находящиеся в данный момент у меня в доме. Все, даже те, кто приходит навестить меня без моего ведома, привлеченные Родительницей.

Родительница сперва долго увещевает меня, высказывая какие-то общие соображения, а затем беседует с каждым присутствующим именно о том, что его интересует.

Иногда нас бывает только трое: госпожа Родительница, я и дочь. В этом случае Родительница, мне кажется, говорит с еще большим воодушевлением, чем обычно, и, предупредив, чтобы мы молчали об услышанном, великодушно открывает нам то, что мы недостойны слушать.

После ухода госпожи Родительницы, как я уже писал ранее, я прослушиваю пленку, внимательно прочитываю напечатанное и, таким образом, как мне кажется, прилагаю усилия к собственному совершенствованию. Но, возможно, я не достиг результатов, которых ждала от меня Великая Природа, поэтому вот уже семь лет повторяю одно и то же.

Да, вот еще что… Во время наших бесед она всегда говорит о юноше Юкинаге, называя его «это дитя»; говорит, с каким нетерпением ждет, когда он достигнет зрелости, и в словах ее звучит материнская любовь.

Этому юноше Юкинаге, когда я впервые встретился с ним, было примерно двадцать лет, он казался беспомощным юнцом, а теперь достиг великолепной духовной зрелости и, в сущности, как мне кажется, близок не только по возрасту, но и по духу такой великой личности, каким был Иисус, когда его распяли.

Три-четыре года назад я как-то спросил его:

— Когда ты в качестве ясиро передаешь нам слова госпожи Родительницы, твоя речь льется свободно и величественно, скажи, ты заранее знаешь содержание разговора?

— Не знаю.

— Рассказав, ты сразу забываешь, что говорил?

— Нет, все помню.

— Все помнить очень трудно.

— Но ведь именно таким образом я и учусь, к тому же это мой долг.

Прежде он был косноязычным, неразговорчивым юношей, но в последнее время мне много раз приходилось случайно слышать, как он говорит о вере и Боге, и я слушал его с восторгом.

На самом деле люди, способные понять истину, вполне могли через него воспринимать Бога Великой Природы, но живосущая Родительница, бывало, говорила мне: «У этого дитяти есть слабые стороны, поэтому ругай его почаще».

Приехав в этом году на дачу, я привез с собой напечатанные с магнитофонных записей тексты бесед с госпожой Родительницей, записанные после мая, и однажды, прочтя какой-то отрывок из записи, сделанной примерно два-три месяца назад, изумился: меня восхитила новизна содержания, но потом я вспомнил, что внимательно читал его много раз и решил тогда, что слова эти могут послужить духовной пищей для того, кто хочет стать зрелым человеком.

Но ведь если бы эти слова действительно стали моей духовной пищей, то должны были бы утратить для меня прелесть новизны? Наверное, все-таки и мозг мой, и дух как-то незаметно постарели, потому мне так и не удалось усвоить их, подумал я, и мне стало грустно. Но в это время вдруг послышался веселый голос Жака:

— Ну что ты хнычешь? Это ведь слова живосущей Родительницы, можно сказать, слова Бога. Нет ничего удивительного, что они всегда новы, это естественно… Конечно, хорошо, что ты чувствуешь себя виноватым, но, с другой стороны, это проявление гордыни, а стало быть — твоя слабость.

— А, вот как!

— Что касается живосущей Родительницы, ты начал публиковать с продолжениями жизнеописание Вероучительницы Тэнри в «Вестнике Тэнри» спустя четыре года после поражения Японии в войне, сколько же лет продолжались эти публикации?

— То ли восемь, то ли девять… Точно не помню…

— Что? Не будучи адептом Тэнри — целых восемь, девять лет?.. Как у тебя хватало терпения? Словно ты роман писал. Это ведь ужасно тяжело — на одну книгу затратить столько времени.

— Да ничего особенного, у меня кроме жизнеописания Вероучительницы есть только одно столь же монументальное произведение, «Человеческая судьба».

— Сочинитель, наверное, совсем иначе относится к таким монументальным произведениям, чем к другим своим работам, они оставляют о себе другие воспоминания, не так ли?

— Я не очень хорошо понимаю, что ты хочешь узнать… Когда описываешь жизнь одного героя в течение почти десяти лет, этот герой становится для автора поистине живым человеком и начинает общаться с ним. Таков Дзиро Мори из «Человеческой судьбы».

— Но ведь Дзиро Мори — вымышленный герой, так ведь? А госпожа Родительница, хоть она и умерла… То-то и оно. Может быть, ты получше мне растолкуешь?

— Когда я окончил писать «Вероучительницу», госпожа Родительница была очень рада, благодарила за то, что я напомнил даже то, что сама она забыла, она была глубоко тронута… но при этом заметила, что хорошо было бы больше внимания уделить ее женским горестям… Я ответил, что сосредоточился на описании усилий, которые она затратила на то, чтобы преодолеть свои женские горести и последовать воле Бога, на описании силы ее подвижничества, и, кажется, мне удалось ее убедить.

— С госпожой Родительницей ты встречался непосредственно? В то время?

— Конечно встречался… Довольное выражение ее лица до сих пор храню в своей душе… С тех пор прошло много десятков лет… Недавно, через ясиро, мне было предложено когда-нибудь написать о печальной женской доле Родительницы, то, чего не хватало в «Вероучительнице»… Я и сам как раз принял такое решение.