Читать книгу "Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский"

– Цены назначает хозяин, – отвечает негр. В былые времена таким наглым черным били морду. Теперь другое время, тем более для меня. Все это устроили покойные братья Кеннеди, хотя сами терпеть не могли черных. Но для Джека и Бобби главное было в голосах, а черные хорошо платят голосами, евреи тоже. Кеннеди это усвоили, что и сказывалось на выборах. На Дигане набираю скорость. Тощий негр спрашивает:

– Вы куда, сэр?

– Стамфорд. Это не далеко. За час доедем. Если тебе не по пути, могу ссадить. – Тощий негр смотрит на меня, выпучив глаза. Я с улыбкой поясняю: – Называется юмор, – и поворачиваю обратно у Кросс-Бронкса. Негр тревожно и заискивающе улыбается. Спрашиваю: – А если кешем? – Негр что-то обдумывает. Спрашиваю: – Могу я сейчас поговорить с хозяином?

– Хозяин будет только вечером.

– А ты можешь продать сам, без хозяина?

– А я сам продаю. Это моя работа.

– Так что насчет цены? Кешем. – В конце концов я оставил пятьсот долларов тощему негру в аванс с уговором, что в субботу вечером я уплачу еще две тысячи и заберу машину.

Глава 6. Все уже привычно

В синагоге справляли бармицву. Это у евреев такой праздник, когда мальчику исполняется тринадцать лет, и он посвящается в таинства еврейских обрядов и получает равные права со взрослыми евреями. В древности после бармицвы мальчик получал право официально жениться. В спортивном зале я расставил столы и стулья. Женщины украшали зал цветными шариками и плакатами. Ицхак со своими помощниками подростками раскладывал на столах угощение, а я зашел в переполненный народом мэйн шул послушать, как мальчик тонким дискантом нараспев и с завываниями читает по торе нужный текст. Потом я помогал Ицхаку расставлять на столах горячие блюда, прикидывая в уме во сколько обошлось хозяевам бармицвы это угощение. Вместе с оформлением, надувными шариками, наемными музыкантами и официальной платой за обряд получалось около двух тысяч. В спортивный зал ворвались несколько мальчиков, стали с криками бегать и хватать со столов куски тортов и фруктов. Пришлось их как следует шугануть, иначе дети до торжественного ланча разрушат весь настольный дизайн. И я запер изнутри двери спортивного зала. Молитва еще не кончилась, но дети в нетерпении толпились у дверей. Когда они особенно сильно дергали ручку двери, я через стеклянное окошко в дверях показывал им кулак. Молитвенный обряд закончился, я отпер дверь, и толпа евреев хлынула в спортивный зал к празднично убранным столам. Люди весело здоровались со мной, многих из них я уже знал по именам. Миссис Кроцки среди них не было, это означало, к ней приехала дочь Наоми. Веселое торжество должно было продлиться часа на три. Я сказал Ицхаку, что приду убрать зал, когда все гости разойдутся.

По дороге к миссис Кроцки я зашел в строительный магазин купить белила, кисти и скипидар. Надо было покрасить торцы оконных рам в гостиной миссис Кроцки. А главное, надо было подкрасить номера для «линкольна». Номер под передним бампером следует крепче закрепить, при столкновении с «фольксвагеном» он может отломиться и остаться на дороге как вещественная улика. Тощий негр в Бронксе даст мне временный номер, который следует заменить. Это надо будет проделать в тот же субботний вечер на каком-нибудь пустыре южного Квинса, а потом отогнать «линкольн» в Бруклин поближе к моему дому, чтобы с утра быстрее до него добираться.

Дверь мне открыла миссис Кроцки, а за ее спиной тут же показалась смущенно улыбающаяся Наоми. По случаю бармицвы на мне вместо рабочей одежды была свежая рубашка и костюмные брюки. Обе женщины, вероятно, решили, что я прилично оделся ко встрече с Наоми. После приветствий миссис Кроцки сказала, указав на мой мешок с инструментами:

– Ты пришел исправить раму. Это грязная работа. Почему ты в праздничной одежде? – Было понятно, что миссис Кроцки вызывает меня для какой-нибудь грязной работы, и я должен быть здесь в рабочей одежде на тот случай, если на лестнице меня увидит кто-нибудь из соседей миссис Кроцки, чтобы никто не заподозрил, что я хожу сюда ебать Наоми. Я объяснил:

– Сегодня в синагоге бармицва, и я помогал обслуживать гостей.

– У кого бармицва? – поинтересовалась миссис Кроцки.

– Заказывал мистер Рэзник. – Пока я стамеской отскребывал старые слои краски с торцов рамы в гостиной, миссис Кроцки расспрашивала меня, какое было угощение на бармицве. Я перечислял: голубцы, гуляш в грибном соусе, два вида кугеля из лапши, кугель картофельный, свежие овощи, мясо с фасолью, еврейское название этого блюда я забыл, миссис Кроцки подсказала: чолэм. Потом пошло перечисление десертов: пирожные эклеры и наполеоны, торты фруктовые и шоколадные, персики, ананасы, груши, дыни, виноград двух сортов, лесные ягоды. Миссис Кроцки внимательно выслушала, сказала:

– Хорошее угощение. Это ничего. Рэзники довольно богатые, но жадные: мало жертвуют синагоге. Хорошо, хоть на бармицву расщедрились. – Я нанес тонкий слой краски на расчищенное дерево, и сказал, чтобы миссис Кроцки не опускала раму, пока краска не высохнет.

– Это опасно, – сказала она. – Я не могу оставить окно открытым на ночь. Это первый этаж, а у меня нет решеток на окнах. – Я предложил:

– Если вы боитесь воров, я могу переночевать у вас в гостиной. – Миссис Кроцки, как бы невзначай, посмотрела на Наоми. Они встретились взглядами. Я сказал:

– Только я сейчас должен убрать синагогу после бармицвы.

В синагоге был развал. Уходили последние гости. Двое музыкантов, игравшие на торжестве еврейские песни и танцы, выносили свою музыкальную аппаратуру. Всюду был мусор. Во всех помещениях под потолком качались цветные шарики. Спортивный зал и кухня были залиты кокой, фруктовыми соками и вином. Крикливые подростки, покидающие синагогу, были явно навеселе. Многие еврейские ритуалы сопровождаются питьем вина, поэтому мальчики уже с раннего возраста привыкают к вину, однако, почему-то не становятся пьяницами. Я никогда не видел в синагоге настоящих пьяниц. Вероятно, в еврейской жизни присутствуют какие-то сдерживающие стимулы. Я надел рабочую одежду, хранящуюся в моей кладовке, сложил столы и вымыл шваброй кухню и спортивный зал. Синагога была уже пустой, и я приступил к мытью коридора и уборных. В женской уборной я нашел на полу серьгу. Высокопробное золото с маленьким бриллиантом. Сдавать еврею в Манхэттенской лавочке только одну серьгу глупо и небезопасно. Следует сохранить серьгу и отдать, если кто спросит о пропаже. Таким образом я продемонстрирую евреям свою честность. Четыре унитаза из восьми оказались обосраны, так что не обошлось без хлорки. Когда поздно вечером в синагогу приехал на своей машине президент Шали проверить, все ли чисто, по всей синагоге стоял запах хлорки.

– Уже все чисто? – удивился Шали, который видел, в каком состоянии была синагога два часа назад.

– А все время было чисто, – сказал я. – Никакой бармицвы не было. – Шали широко улыбнулся моей шутке и указал на шарики, висящие под потолком:

– А это что?

– А это шарики, – сказал я. – Дизайн. Украшение для завтрашней утренней молитвы. – Шали подал мне купюру в двадцать долларов.