Читать книгу "Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века - Геннадий Седов"

Отпила из стакана.

— В воскресенье в Одессу прибудет восставший броненосец «Князь Потемкин-Таврический». С нами военный флот, товарищи! Нас не победить!

— Урра! — закричал кто-то из рядов.

— Спокойно… — Элька попридержала сзади юбку, уселась на место. — Давайте обсудим технические вопросы. Слово предоставляется нашему гостю из столицы Николаю Ивановичу.

— Буду краток, — поднялся тот из-за стола. — Самодельных взрывных устройств на сегодняшний день изготовлено достаточно. Группа работает выше всяких похвал, добавим еще какое-то количество за оставшиеся дни. Благодаря товарищу Василию, — бросил взгляд на сидевшего с краю Виктора, — ликвидирована нехватка в гремучем студне. Такое впечатление, что товарищ Василий мобилизовал для доставки динамита всех без исключения контрабандистов Одессы. Спасибо вам, товарищ! У меня все…

— Минуточку, Николай Иванович, — поднял голову юноша с аскетическим лицом, шептавший до этого что-то на ухо Эльке.

— Если кто-то незнаком, товарищ Гроссман-Рощин, — представила она его. — Руководитель белостокской группы. Наш идеолог и пропагандист.

— Меня, Николай Иванович, интересует, каков будет эффект от вашего бомбового арсенала? — по лицу юноши прошла нервная судорога. — Какое количество эксплуататоров народа вы способны обезвредить?

— Простите, не понял?

— Чего тут понимать? — Гроссман-Рощин поглядел выразительно на слушателей. — Это же альфа и омега революционной борьбы! Стачки, забастовки, манифестации, все вообще легальные методы противостояния царизму — паллиатив, полумера! Попугали буржуев и разошлись по домам. Задача на сегодняшний день — беспощадный, всеохватный, безмотивный террор. Уничтожать! Как бешеных собак! Не одних только представителей власти в лице чиновников и полиции — всех сколько-нибудь состоятельных паразитов, как получающих свой достаток со стола капиталистов.

— Конкретней, если можно, — поморщился Николай Иванович.

— Хорошо, конкретней. Есть, скажите, у вас возможность заминировать в ближайшие дни бомбами Дерибасовскую? Чтобы взорвать в нужную минуту по всей длине буржуйскую улицу?

— Такой возможности нет. На это потребуется как минимум вдвое больше снарядов, чем мы располагаем. И технически подобная акция крайне сложна. Необходимы синхронные действия, малейшая ошибка приведет к непредсказуемым последствиям.

— Людей в соседних домах поубивает, — откликнулся из угла чубатый парень в косоворотке. — Детишек малых. Не дело…

— Вы кто, простите, товарищ? — ткнул выразительно в его сторону пальцем Гроссман-Рощин.

— Воскобоев, грузчик. Выбран в согласительную комиссию городским комитетом большевиков.

— Вам, товарищ, Воскобоев, место в институте благородных девиц, а не в согласительной комиссии! — взвился Гроссман-Рощин. — Нашли время для сантиментов! Пролетарий, называется!

— Это вы, товарищ идеолог, бросьте! — нахмурился парень. — Где мне место, а где нет, судить не вам. А бомбами кидаться абы как посередь улицы не по-людски. Не звери, чать…

— Все, все, товарищи! — поспешила вмешаться в спор Элька. — Вопрос об оснащении группы бомбистов ясен. Давайте обсудим порядок встречи с революционным броненосцем…

Она получила задание: забирать на конспиративной квартире социалистов на Пересыпи отпечатанные листовки и прокламации и доставлять их в портовые склады и мастерские — тамошним рабочим агитаторам. Хозяйка квартиры Ревекка Фиалка за пару часов сшила ей для маскировки облачение пересыпской нищенки: сарафан из куска домотканого полотна с карманом на боку. Сарафан повозили по земле на заднем дворе, Ревекка, хохоча, взлохматила ей волосы, провела раз и другой выпачканными ладонями по лицу.

— Поо-дайте копеечку сироте! — проблеяла.

Вернувшись в дом, вручила видавшую виды холщовую сумку.

— Пощупайте внутри: она с двойным дном. Сверху положим котелок, кружку, ломоть хлеба для отвода глаз.

Высунулась в коридор, прокричала кому-то:

— Саша, милый, вздуйте самоварчик, пожалуйста! Есть хочется, мочи нет.

За чаем с баранками в обществе застенчивого наборщика Саши Лаппе придумали для нее сообща короткую легенду. Она из мелитопольской деревни, приехала на заработки, работы, как водится, не нашла. С квартиры согнали, живет где придется, христорадствует на папертях…

— Минуту!

Ревека отставила чашку, вышла из-за стола, дожевывая баранку.

— Смотрите!

Повалилась на пол, задергалась, молотя руками по половицам. Встала, отряхиваясь.

— У вас падучая, ясно? Не помешает при случае. Когда будете изображать припадок, можно для убедительности слюни изо рта пустить…

Высунула язык, качнулась в сторону Саши — тот отпрянул в сторону.

— Вам, Рифка, — засмеялся, — в художественный театр, к Станиславскому следовало поступить, а не на конспиративную квартиру.

— Я бы с удовольствием, — села та на место. — Настю сыграла бы в горьковском «На дне».

— Для Насти вы слишком красивы.

— А что, падшая женщина, по-вашему, не может быть красивой?

— Сомневаюсь, — поднялся он из-за стола. — Спасибо за чай, — направился к двери. — Работа стоит…

Она подружилась с обоими. Пышноволосая, с дивным разрезом глаз Ривка, в которую была влюблена вся мужская половина подпольщиков, была на год с небольшим старше ее. Тоже из семьи еврейского учителя. Училась в Кишиневе на швейных курсах, сошлась с революционно настроенной молодежью города, посещала кружки, участвовала в маевках, хранила дома под кроватью запрещенную литературу, занималась с неграмотными девушками-работницами. Организация эсеров Кишинева поручила ей связь с местной тюрьмой, где томились в застенках арестованные товарищи. Через старосту-заключенного она передавала в тюрьму собранные на партийные средства посылки, сообщала на волю просьбы узников.

Избежать слежки при таком образе жизни было невозможно, за Ривкой по пятам ходили шпики, несколько раз ее задерживали, подвергали допросам. Спасая боевого товарища, кишиневская организация ПСР, предложила ей поехать в Одессу, взять на себя руководство местной подпольной квартирой, где печаталась нелегальная литература, изготовлялись самодельные бомбы и гранаты для уличных боев.

Короткая их дружба оборвалась в день прихода в Одессу «Потемкина». Она пришла, как обычно, в сумерках к знакомому дому за очередной партией листовок, выглянула из-за угла.

У тротуара стояла полицейская коляска, расхаживал у входа жандарм.

Не раздумывая ни минуты, она бросилась прочь. Обогнула мельницу, побежала в сторону газового завода.

Спустя несколько дней из эсеровского штаба пришло известие: все работавшие в тот злополучный вечер на конспиративной квартире, включая Ривку и Александра Лаппе, арестованы. Через месяц военно-полевой суд приговорил Ривку, Сашу и третьего товарища, Павла Гальперина, к двадцати годам каторжных работ. Ривке как несовершеннолетней срок был сокращен на треть: тринадцать лет, четыре месяца.