Читать книгу "Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко"

А я так прикинул: сумма штрафов уже давно покруче моего заработка будет.

На меня вдруг пахну́ло другой жизнью, до этого момента знакомой исключительно по выпускам новостей.

Прокуренные полицейские участки, профилактические рейды по каким-то захламленным грязным квартирам, скользкие, змеящиеся слова: неблагополучные семьи, подростковая преступность, безнадзорность… Все это, несмотря на одежду явно с чужого плеча и уличные словечки, не вязалось с образом сидящего напротив парня. Нет, дело не во внешности. В Дэе не чувствовалось страха, который, как мне тогда казалось, является неизбежным спутником сбежавшего из семьи подростка.

– Сколько тебе сейчас?

– Семнадцать. Поэтому предпочитаю не иметь дел с представителями власти. По закону они должны будут вернуть меня обратно в семью или отправить в интернат до совершеннолетия.

– Подожди, мне тоже семнадцать. Это уже кое-что. Когда у тебя день рождения?

Оказалось, Дэй старше меня всего на три месяца.

– Вот и первая зацепка, – его глаза прямо-таки сверкнули охотничьим азартом. – За три месяца смотаться на другой конец страны сделать второго ребенка – это еще успеть надо. То есть, сделать ребенка – минут пять хватит, но что-то твой отец не производит впечатление человека, готового вот так, без ухаживаний и прелюдий, прыгнуть в постель к первой встречной. Кстати, он воевал?

– Нет, он ученый. Хотя занимался разработками для армии. Но я о них все равно ничего не знаю. И никто не знает, кроме его начальства и кураторов.

– Круто, – присвистнул Дэй. – Надеюсь, за тобой сейчас не следят люди в штатском?

– Так война-то кончилась, – я пожала плечами. – Вспомни, пожалуйста, хоть что-нибудь. Случайные разговоры, сплетни, места учебы, что угодно из жизни родителей.

Дэй задумался. Было странно и несколько дико наблюдать, как человек мучительно долго пытается вспомнить что-то об отце и матери. Как будто все это время только и делал, что старательно их забывал.

– Заводские рабочие. Оба. Окончили местное училище с разницей в пару лет. Близких родственников не знаю, во всяком случае, никаким бабушкам и тетушкам меня на выходные не сдавали. На войне не были, но у отца помню значок «За труд на благо армии», такой давали тем, кто работал на оборонку. Ходячие стереотипы, даже прицепиться не к чему.

– Кажется, ты не особенно их любишь, – я осторожно коснулась его руки.

Он тихо рассмеялся.

– Я не особенно их. любил. Любить или ненавидеть имеет смысл только то, что прямо влияет на твою жизнь, родители в число этих факторов давно не входят. Нет, они живы, я думаю. И ничего плохого не сделали, они просто ничего не сделали. Если начнешь копать, уточни, не ездил ли твой отец в рабочие командировки на юг. Тоже зацепка. У тебя дома есть телефон?

– Конечно, – я вырвала из блокнота лист и написала номер. – Позвони через пару дней, я постараюсь что-нибудь выяснить к этому времени.

– Заметано, – кивнул парень, пряча листок в карман. – Идем, я тебя провожу.

Аэй

У тяжелой, рассчитанной на взрослого мужика, а не на подростка, работы, есть один неоспоримый плюс – она начисто выбивает из головы все мысли, оставляя ровно столько сил, сколько нужно, чтоб отрубиться от усталости на своем месте, а не над тарелкой или в душевой кабинке. Но сейчас не срабатывал даже этот способ. Потому что мои сны принадлежали ей.

Я закрыл глаза, стараясь отрешиться от навязчивого мурлыканья радио и поудобнее устроиться на брошенном на пол матрасе. Рин… Это становилось наваждением. Заставляло чувствовать себя ущербным, грязным. Нельзя так тянуться к возможной сестре. С такими мыслями – нельзя. От кого прятаться, от себя, что ли? Я хочу быть с ней… Во всех смыслах.

Я поймал себя на мысли, что хотел бы раздеть ее и просто любоваться. Забавно, но с сексом это было никак не связано. Скорее, что-то отвлеченно-эстетическое. Наверняка у Рин выступающие лопатки, похожие на зачатки крыльев. И хрупкие, беззащитные плечи…

Желание тем более странное, что к семнадцати я попробовал, кажется, все, кроме тяжелых наркотиков, а невинность ухитрился оставить два года назад в подсобке магазинчика для дальнобойщиков, где работал. У меня была сменщица, рыженькая и смешливая, на несколько лет старше. Так, со смешками и взаимными подколками, у нас все и вышло.

А ведь когда-то я был влюблен – давно, отчаянно, по-детски. Первый и единственный раз в жизни. Но там все было иначе, не знаю, кого я видел в той сильной красивой женщине – мать, кумира или все-таки возлюбленную.

А вот теперь… Теперь это что-то другое, для чего я пока не знаю слов.

Только губы почему-то горят как обожженные.

Рин

«Пора искать документы на усыновление», – сказал Дэй. Эта фраза надоедливой птицей билась в висок весь следующий день. Хотя чего уж там, образ Дэя тоже не давал мне покоя. Сбежал из дома, надо же. Интересно, почему? Спрашивать было неловко, но выбросить этот факт из головы тоже не получалось. Лекции я писала на автомате. Документы на усыновление… Хорошо, от ребенка можно скрыть, что он не родной. А соседи? Они ведь все замечают, и округлившийся живот молодой жены – целое событие. Разве что ребенок родится мертвым, а в той же больнице окажется малыш, от которого отказалась мать. По чистой случайности.

Как по́шло-то. Сплошная сериальщина. Для полного комплекта родная мать должна умереть при родах и унести в могилу тайну отцовства.

Ненавижу сериалы.

И, главное, в каком это родильном доме могли одновременно оказаться северянка и жительница побережья? И обе – непосредственно перед родами. Бред. Или они усыновили детей из одного приюта… Ага, и опять кому-то ближе места не нашлось.

С этими мыслями я переступила порог квартиры. И неожиданно поняла, что дома одна. Отвлеченно теоретизировать – одно дело, и совсем другое – проверить догадки на практике. Первая мысль была о ящике с документами в шкафу. Начинать надо с простого.

Паспорта. Свидетельства о рождении. Счета за квартиру. Что и следовало доказать: если такие вещи в доме есть, на видном месте их не держат. Что еще? Мамин стол.

В верхнем ящике обнаружились наброски ее лекций и пачки чистой бумаги, в нижнем – письма и открытки. Это не считая скрепок, канцелярских ножей и прочей мелочи. Я схватилась было за письма, но все они, судя по штемпелям на конвертах, были недавними. Я ощутила даже странное облегчение: не придется лезть в чужую переписку.

Аккуратно разложила все как было и задумалась. Где бы я стала прятать что-то подобное? В рабочем кабинете? У мамы его просто нет, а отец работает в одной комнате с еще двумя людьми, и в его отсутствие в стол часто лезут. Отпадает.

В книгу? Это было бы забавно – спрятать от меня что-то в книгах. Мое детство прошло у книжного шкафа. Я все-таки проверила верхнюю полку, где стояли энциклопедии, словари и прочая нехудожественная литература. Нашлось несколько календарей пятилетней давности, крупная банкнота, отложенная на черный день, и засушенный меж страниц цветок, еще хранящий слабый аромат.