Читать книгу "Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика - Мишель Шнайдер"

— Друг по другу?

— Нет, друг из-за друга.

Лос-Анджелес, Беверли Хиллз

конец августа 1960 года

Во время съемок «Неприкаянных» Кларк Гейбл увидел Мэрилин плачущей в фургоне-ранчо, который служил им гримеркой. Сцена из фильма, в которой Розлин не давала троим мужчинам убить мустанга, чтобы продать его на живодерню, совершенно ее сломала. Эта сцена заканчивалась очень жестоким кадром. Мэрилин на фоне неба, с телом, перерезанным надвое линией горизонта, оборачивается к Кларку Гейблу и кричит: «Я тебя ненавижу!» Страдала не лошадь, а она сама. Она страдала физически, она больше не могла притворяться, что это только кино, всего лишь кадры. Снимали один дубль за другим; раньше это ей нравилось, но теперь каждый кадр превращался в пытку; с нее словно снимали кожу по кускам. К тому же каждый раз, когда операторы кричали ей, чтобы она подняла глаза на объективы или повернула голову, так чтобы лицо было в тени, она чувствовала себя лошадью, которую укрощают голосом, прикручивают лассо, чтобы она не вырвалась, так что наконец она превращается просто в кусок плоти, парализованный страхом и ненавистью.

— Птичка моя, — говорил ей Гейбл. — Мы все уйдем когда-нибудь, есть тому причина или нет. Умирать — так же естественно, как жить. Люди, которые боятся умереть — это люди, которым слишком страшно жить, я всегда это видел. Значит, единственное, что остается, — просто не думать об этом.

Один и тот же вопрос мучил всех: придет ли Мэрилин сегодня на работу? Последний фильм измотал ее; любовных разочарований становилось все больше. Ее роман с Ивом Монтаном был окончен. Миллер, который написал новеллу, легшую в основу сценария, в Неваде, когда ожидал вынесения решения о своем первом разводе, теперь жил там же, и его брак с Мэрилин потерпел крах. Ему было больно видеть, как Мэрилин в первых сценах фильма приходит в суд, чтобы подать на развод, — для него это были словно картины тяжелого сна, от которого удалось пробудиться. Но несмотря на напряженность отношений, Мэрилин часто искала помощи именно у Миллера.

Чтобы подбодрить ее, на съемки вызвали Ли Страсберга, который появился в пустыне, одетый как ковбой: в клетчатой рубашке, кожаных штанах, остроносых сапогах с брелоками. Видя в этом костюме Страсберга, который всегда одевался, как марксистский проповедник, Мэрилин смеялась до слез. Страсбергу не удалось отговорить ее от ежедневного приема двадцати доз нембутала, действие которого она ускоряла, протыкая каждую капсулу булавкой.

В субботу, 20 августа, накануне премьеры «Давай займемся любовью» в кинотеатре «Крест», в Рено, на которую были приглашены Ив Монтан и Симона Синьоре, Мэрилин пропала. Днем загорелась сьерра, по небу поплыли клубы черного дыма. Напрасно с самолетов пытались распылять специальные составы, чтобы остановить распространение пожара. Линии электрической сети сгорели, Рено погрузился во тьму. Премьеру отменили. На террасе пустынного отеля «Мейпс», освещенной лишь белой неоновой вывеской, работающей от генератора, Мэрилин пила шампанское с кинотехниками, глядя на далекие огни пожара в ночи.

Через три дня съемки возобновились, но уже без Мэрилин. Расс Мети, главный оператор, объяснил продюсеру Фрэнку Тейлору; «Я не могу ее снимать. Глаза у нее совсем заплыли. Ее невозможно снимать крупным планом. Если так будет продолжаться, с фильмом покончено».

Двадцать шестого августа Мэрилин пришлось вновь покинуть съемочную площадку «Неприкаянных»; вернулась она только 6 сентября. Ходили слухи, что она пыталась покончить с собой, но ее спасло промывание желудка. Когда ее перевозили в Лос-Анджелес, стоял страшный зной. Мэрилин внесли в самолет завернутой в мокрую простыню. Хьюстон, который рассчитывал или надеялся на то, что она уже не оправится и ее можно будет заменить, вернувшись из аэропорта, вздохнул с облегчением и сел за привычный игральный столик в казино, напевая мотив «Венесуэлы». Съемки были прерваны на неопределенное время решением постановочной группы.

Но Мэрилин сдалась не сразу. По прибытии в Лос-Анджелес она сразу же поехала в Беверли Хиллз, где посетила светский ужин, устроенный вдовой кинематографиста Чарлза Уидора. В воскресенье вечером Гринсон и Хайман Энгельберг, врач-терапевт Монро, приняли решение о госпитализации. Они вместе объявили ей о временном прекращении съемок и предписали недельный отдых, но не в отеле и не в собственной квартире Мэрилин. Так как Хильди Гринсон отказалась приютить актрису у себя дома, а студия «Юнайтед Артистс» обязалась возместить расходы на госпитализацию, Мэрилин приняли в удобную палату больницы «Уэстсайд Уэстбрук» на бульваре Ла Сьенега. Под именем миссис Миллер она провела там десять дней. Ее навещали Марлон Брандо и Фрэнк Синатра. Гринсон проводил у ее постели дни и ночи.

В этот период психоаналитик казался своим пациентам совершенно отсутствующим и потерянным. Его коллеги слышали, как он говорил о фатальности прошлого и невозможности изменить судьбу. Но он оправился. В больнице он нашел для Монро постоянную сиделку и позвонил Хьюстону, уверяя его, что Мэрилин вернется к съемкам не позднее чем через неделю. Рассерженный Хьюстон отвечал: «Если я не смогу закончить «Неприкаянных», мне конец как режиссеру. Ни один продюсер не захочет финансировать мои фильмы». Репортеры сообщали, что Мэрилин очень больна, ее состояние хуже, чем предполагалось, и она проходит курс психиатрического лечения. Энгельберг не мог не обратиться к прессе: «Мисс Монро страдает острым переутомлением. Ей очень нужен отдых». Фрэнк Тейлор говорил о проблемах с сердцем и подчеркивал, что съемки фильма, почти полностью натурные, оказались физически крайне утомительными, тем более что последовали сразу за съемками «Давай займемся любовью». О чем не мог сказать ни тот, ни другой, так это о том, что Гринсон нашел ее наглотавшейся снотворных таблеток: либриум, плацидил и хлоралгидрат.

Из больницы она не могла не позвонить Иву Монтану. Телефонистка отеля «Беверли Хиллз» передала ей, что «господин Монтан не может подойти к телефону». Когда психоаналитик увидел ее после этого зова в пустоту, она выглядела потерянной и повторяла: «Только посмотрите, что он, поганец, сказал в интервью с этой заразой, Хеддой Хоппер! Он сказал, что я очаровательная бесхитростная девочка, что я влюбилась в него как школьница. Сексуально озабоченная девчонка. Он жалеет, что поддался, сжалившись над моим детским горем. Он даже сказал, что трахался со мной, только чтобы придать любовным сценам в фильме больше страсти и реализма».

Гринсон пытается убедить ее продолжать съемки любой ценой: «Вы в тупике. Я называю это тупиком любви. Когда туда попадаешь, можно сделать больно другому, только делая больно себе».

Позже у себя дома, в Санта-Монике, он принял Хьюстона, пришедшего узнать о состоянии больной: «Нам остается только ждать и тянуть время. Звезда — это уже не мужчина или женщина. Это ребенок. Звезда все время ждет — между двумя фильмами, между двумя сценами, двумя съемками. Будучи звездой, ты ничего не контролируешь. Время тебе не принадлежит. Звезда крайне пассивна. Актеры часто становятся режиссерами или продюсерами, чтобы избежать этого ожидания… Ожидание всегда было уделом женщин. Надо ее понять. Но я гарантирую, что через несколько дней она сможет продолжить съемки».