Читать книгу "Надувной ангел - Заза Бурчуладзе"

Медленно двинулись в сторону Хмала-Церкви. Сложно было Матико идти – одной рукой она опиралась на костыль, с другой стороны ее поддерживал Гогия. На плечах – бумазейный пестрый халат в цветочек. Неслушающиеся, больные ноги засунуты в галоши со смятыми задниками. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, она тяжело ступала по просеке. Шедшая рядом с ней Джибо отрабатывала свой собачий долг, равнодушно облаивая соседских псов через забор. Растекавшийся из часовни смрад Матико почувствовала издалека.

Заглянула в церковь, но ничего не смогла разобрать, кроме красной точки, висевшей в воздухе в самом темном углу. Из глубины церкви доносилось тихое пение: «…Господи, даруй мне ручьи слез, поминание смерти незабвенное и мягкость сердца, ибо стал я кроток…»

Убедившись, что все тихо, Матико зашла в часовню. Приблизилась к стоящему в темноте и, как следует разглядев его, черного и мироточащего, вмиг окаменела. Нугзар резко замолчал, опустил единственный глаз на опухшие и больные ноги Матико, поставил на них красную точку и захрипел:

– Молюсь Тебе, Боже наш, немощного раба Твоего посети Твоею милостью. Да, Господи, пошли с Небес Твою целительную силу, коснись ее тела, угаси жар, укроти страдание и всякую немощь, в ней таящуюся. Будь врачом Твоего раба, воздвигни ее с одра болезни, с ложа страдания в здравии и крепости. Даруй ее Твоей святой Церкви угождающей и творящей Твою волю!..

При этих словах немочь в ногах мгновенно покинула Матико. В экстазе она бросилась на колени, поклонилась лекарю и уверовала в него. Гогия был готов поклясться, что от неведомой силы, сошедшей в это время на Матико, его жена даже слегка похорошела. И действительно, в тот момент Матико больше напоминала медвежонка, нежели медведя.

После этого слух о способностях отца Маврикия разлетелся мгновенно. Это было его первое сотворенное чудо в Хмала. С того дня он оттуда не выходил, стоял день и ночь в темном углу и молился, не переставая. Между делом даровал всем то, чего им больше всего не хватало, – скромность, покорность и кротость, дабы шли они по жизни правильной дорогой.

Что с того, что отец Маврикий безжалостно вонял. Мало того, поскольку маслом его никто уже не смазывал, он потихоньку начал сохнуть, ноги и лицо подернулись мхом, а плоть сходила ошметками, так что кое-где и кости проглядывали. Но кто обращает внимание на подобные мелочи, когда дело касается чуда?

Одним субботним вечером, когда Нино принимала душ, Нико валялся на диване перед телевизором и смотрел «Постскриптум», показывали сюжет о чудотворце где-то в Сабуе. Чего только не рассказывал и стар и млад об отце Маврикие. Как он исцелил их одним лишь словом после длительной и тяжелой болезни. Рассказывали, как прозрели слепые, услышали глухие и заговорили немые… Показали и Хмала-Церковь, все такую же старую и маленькую. Вокруг нее толпилось море людей, как при обходе Каабы паломниками во время хаджа. В часовню тянулась нескончаемая очередь страждущих. Наконец показали и самого отца Маврикия, хрипящего в тени часовни: «…Господи Боже наш, наказуй и паки исцеляй, воздвигая от земли нища, и от гноища возвышай убогого, милостивне исцелял еси болящия, и немощныя, отпустив им грехи. И ныне рабом Твоим, в немощи душевней и телесней зле страждущим, исцеление даруй, подай им оставление грехов: и уврачуй всякую язву, всякий недуг и всякую болезнь их…» Нико показалось, что он еще сильнее почернел и усох. Сильно отросшие волосы стояли дыбом, как папаха, лицо поросло мхом, а красный глаз сверкал еще ярче. По окончании сюжета ведущий сказал из студии:

– По решению Гремской епархии рядом с Хмала-Церковью начинается строительство нового храма. Абоненты «Магти», «Джеосела» и «Билайна» могут перечислить деньги на строительство по номеру…

Потрясенный сюжетом Нико почувствовал подступивший к горлу комок, моментально набрал по мобильному объявленный номер и, не раздумывая, перечислил десять лари в фонд строительства храма.

В ту ночь ему приснилось, будто они с Нино только что вернулись из Парижа, валяются на кровати и рассматривают отснятые фотографии. По фотографиям получается, что в Париж Нино ездила одна. Нико не видно ни в одном кадре. Вот Нино сидит в переполненной «Ротонде», вот рассматривает мозаику в базилике Сакре-Кёр, вот, опершись о перила, смотрит на Сену с Нового моста, вот стоит где-то на улице, просто улыбается на фоне красного «Феррари»… Только единственный кадр сохранил силуэт Нико – на Рю Камбон перед домом «Шанель» витрина случайно отразила его с фотоаппаратом в руках, когда он снимал Нино. Нико рассматривает разложенные на кровати фотографии. Он хорошо помнит, где и когда снимал каждый кадр. Не может вспомнить только один: на фотографии вечер, Нино стоит рядом с Пирамидой Лувра, на палец намотана нитка, на которой качается белый надувной шарик в форме ангела. Странный шарик – будто бы не резиновый, а бумажный; поверхность не гладкая – с помятостями и бороздками. Кроме того, тускло светится изнутри, как китайский фонарик. Ангел хочет взлететь к небу, но нитка не пускает.

* * *

Утром Нико встал с постели, тихо, чтобы не разбу дить Нино, взял одежду и вышел из комнаты. Быстро умылся. Чай пить не стал. И спустился в гараж.

Вскоре уже поворачивал с Чавчавадзе на Атарбекова. Заметил на углу улицы рядом с супермаркетом курящего безбородого Абдуллу… Серовато-голубой дым постепенно окучивался над его головой и походил на зонт атомного гриба. Казалось, что еще немного, и Абдулла растворится в нем и от него останется лишь столбик дыма.

Дверь в старую квартиру Нико открыл своим ключом. В прихожей стоял тяжелый воздух, хотя не такой смрад, как при Нугзаре. Все было тихо. Фуко не показывался. Наверное, Гурджиев пошел с ним гулять, подумал Нико, и очень удивился, обнаружив на диване в гостиной спящего Рая, который по горло завернулся в простыню. У изголовья на стуле лежал включенный лэптоп – экран освещал небритое уже несколько дней лицо. Вытекшая изо рта пена засохла на бороде. Куда исчез прежний, полный жизни Гурджиев? Перед Нико лежал дряхлый старик с впалыми щеками. Рай открыл глаза:

– Давно тебя не было, – попытался улыбнуться, но не получилось.

– Вот, пришел, – у Нико тоже не получилась улыбка, – яйца принес.

Он осторожно опустил пакет на стол.

– Гм, я от этих яиц скоро кудахтать начну, – Гурджиев вновь неудачно пошутил. Разговор не клеился. В комнате воцарилась неловкая тишина.

– Где Фуко? – спросил Нико.

Гурджиев привстал на диване, уставился на Нико, будто не понял вопроса. Наконец тихо и пристыжено сказал:

– Я съел его.

В другое время Нико подумал бы, что он забавляется, а сейчас сразу понял, что Гурджиев говорит правду. Нико передернуло. Голова закружилась, и он свалился как подкошенный на стул. Ни на йоту не испугался. Перед ним сейчас лежал коварный и отвратительнейший, хотя совершенно беспомощный старик. Ему захотелось разозлиться на этого хрыча, наорать на него. Для какого же мерзкого ритуала ему понадобилось сожрать друга, который ни на секунду не отходил от него?! Но Нико не мог ни злиться, ни орать на него, поскольку в глубине души был благодарен Гурджиеву. Ведь он и сам планировал избавиться от Фуко. А Гурджиев хоть жутким способом, но в итоге решил эту проблему в пользу Горозии.