Читать книгу "Как загасить звезду - Ольга Играева"

Встревоженный Костов показал Надежде глазами — мол, дай девушке водички. Надежда нехотя отлипла от стула и полезла копаться в настенном шкафчике в поисках чашки. Но Алина, к удивлению оперов, сама совладала с собой. Она, положив ладонь на солнечное сплетение, несколько раз глубоко судорожно вздохнула, а потом затихла, дыша сосредоточенно и часто, глаза — отсутствующие, смотрят внутрь себя.

— Алина, — начал новый заход Костов, убедившись что девушка успокоилась, — а почему незадолго до своей смерти Олег составил завещание? Вы не знаете? Он что, предчувствовал смерть? Может быть, он делился с вами… Ему кто-то угрожал?

— Какое завещание? Какие угрозы? — с досадой сказала Алина. — Я ничего не знаю ни о каком завещании.

Она выглядела по-настоящему озадаченной и, похоже, ничуть не притворялась.

— Завещание, — пояснил Костов. — И между прочим, оно составлено целиком в вашу пользу…

— Что? — снова изумленно переспросила Алина.

Костову уже надоело все повторять ей по два раза. Он подавил в себе раздражение — неужели так трудно уяснить, что речь идет о завещании, которое Олег Лосский составил перед смертью в пользу Алины Соховой?

— Олег Лосский завещал свою квартиру, свой автомобиль «Феррари» и свои банковские вклады на сто тысяч долларов вам, Алина Петровна… — членораздельно проговорил Костов.

— Подождите. — Алина тряхнула головой. — Завещание… Но ведь это было не всерьез… Никто и не подумал… Неужели оно действует? Вы не шутите?

— Что значит «не всерьез»? — подхватил Костов, пока девушка не отказалась от собственных, по-видимому, невольно оброненных слов.

— Было завещание, — кивнула Алина. — Но появилось оно случайно довольно экзотическим способом, и — честное слово! — никто, даже сам Олег, не принял его всерьез. Непонятно говорю? В общем, однажды мы снимали для «Вызова времени» сюжет с президентом российского нотариального общества — неким Широковым. Сюжет о смысле нотариата, его проблемах и так далее. И в ходе съемки Олег придумал такую фишку — чтобы нотариус для телезрителей подробно объяснил и показал, как составлять разные подлежащие нотариальному оформлению документы. Ну, завещание, расписку… У нас там использовались заранее записанные сценки с актерами, которые разыгрывали те или иные житейские ситуации, в которых требуется участие нотариуса. Олег вызвался помогать Широкову, сыграл роль клиента. Словом, он перед камерой под руководством Широкова составил свое завещание, а тот все заверил — всякие там печати, штампы и прочее у нотариуса оказались с собой… Он еще сказал, что потом все надлежащим образом зарегистрирует в своих книгах или там реестрах, не знаю… Понимаете, я не думаю, что Олег долго и основательно все обдумывал, прежде чем заполнять документы в мою пользу… Все получилось спонтанно. Он, как и все остальные, — кроме, судя по всему, самого Широкова, — воспринял эту историю как игру. Я помню, мы тогда много хохотали… Олег как-то очень забавно, артистично расписался под документом и театральным жестом передал его нотариусу — мол, знай наших! И мы завещание писать умеем! Учитесь, дорогие телезрители! Он, кстати говоря, тогда же и проект расписки составил — дурацкой какой-то… Что-то о том, что он, Олег, дает деньги в долг, а какой-то его знакомый берет от него деньги в долг на полгода… Там была показавшаяся мне нелепой формулировка… э-э-э… «в долг эквивалент пяти тысяч долларов США», как будто у нас в России кому-то взбредет в голову расплачиваться какими-нибудь папуасскими долларами…

— И расписку он тоже заверил? — насторожился Костов.

— Нет — это было что-то вроде пробы пера, — покачала головой Алина. — Как я понимаю, подобную расписку надо заверять в присутствии того, кто берет деньги в долг. Или ошибаюсь?

— В общем, нет, — ответил Костов и с нетерпением спросил: — Фамилию знакомого, упомянутого в расписке, помните? Знаете, о ком шла речь?

— Не-е-ет, — удивилась Алина. — А вы уверены, что это не была какая-нибудь просто условная фамилия? Что он писал расписку для какого-то реально существующего лица?

— Но ведь свое имущество он завещал реально существующему лицу — или нет? — усмехнулся Костов. В реальности Алины с ее трогательно-заплаканным лицом, с ее нежно очерченными ключицами, с ее ведьминскими ушками, от которых веяло ее любимыми духами «Озноб» от Бенджо Манчини, сомневаться никому бы не пришло в голову.

Алина задумалась. Она уже не выглядела такой потерянной и несчастной, как десять минут назад. Слезы высохли, на губах блуждала легкая непонятная улыбка, пальчик безотчетно наматывал прядь волос. «Впрочем, почему же «непонятная», — подумал Костов. Я знаю, о чем она думает, — это ведь так очевидно. Она думает о том, что если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит к ней».

— Послушайте, — заговорила Алина, обращаясь к Костову. — Значит, если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит ко мне?

Костов рассмеялся, подтверждая догадку девушки, с которой, между прочим, пока никто не снимал подозрений в соучастии в убийстве. «А не разыграла ли она это свое недоумение при вести о завещании специально для нас?» — думала Надежда, практически не вмешивающаяся в разговор шефа с Соховой.

— А что Олег сделал с той распиской, вы не помните? — поинтересовался Костов.

Алина пожала плечами, она не понимала, с чего это мент прицепился к расписке.

В конце концов, подумал Костов, мы тут огород городим вокруг смерти Лосского, а очень даже может быть, что все дело в пьяной ссоре, которая служит основанием девяноста процентов российских убийств. Подошел к пьяненькому Олегу на балконе какой-нибудь сосед-алкаш, попросил угостить, тот отказал, слово за слово, сцепились, и через секунду Лосский перелетает за балконные перила. Что, так уж невероятно? А мы голову ломаем и теоретическую базу подводим — профессиональная версия (конкуренты), любовный треугольник… Костов вообще тяготел к простоте, и опыт работы в ментовке его подводил к тому же. Большинство обывателей верят, что убийца — это такой особый человек, который МОЖЕТ ПЕРЕСТУПИТЬ, имеет столько духу, чтобы переступить. Как Раскольников, который думал что-то вроде того: «Тварь я дрожащая или право имею?» То есть убийца — это сильная личность, которая считает, что право имеет. Однако большинство убийц, с которыми «имел честь» быть знакомым Костов, убивали без серьезных причин и уж никак не из идейных соображений, как герой Достоевского. Глупость, дикость, примитивность, жадность, эмоциональная недоразвитость — вот стандартный джентльменский набор душевных качеств убийцы. Никакой сильной личностью здесь и не пахло. Российские душегубы и выгоды-то от своего преступления, как правило, не получают. Если не считать киллеров — но это уже особая порода. Это работа такая.

Киллеры здесь ни при чем, одернул себя Костов. Лосского с балкона сбросил явно не киллер. Ведь убийце или убийцам крупно повезло, что их никто не видел — это чистая случайность. По всем расчетам, получается, что риск был слишком велик. На дне рождения Лосского гуляла толпа народу, везде толклись люди. За четверть часа до убийства все ушли из коридора пить кофе. За минуты до трагедии там прошли сначала Сохова, потом Абдулов. Да и вообще, туда мог выглянуть любой из гостей Олега. А киллер — профессиональный киллер — прежде всего минимизирует риски. Невозможно отделаться от ощущения, что есть в картине убийства какой-то элемент спонтанности, неожиданности, внезапности…