Читать книгу "Куликово поле и другие битвы Дмитрия Донского - Валерий Шамбаров"

Св. Стефан Пермский. Лицевое житие преподобного Сергия Радонежского. XVI в.

Второй митрополии, Литовской, было далеко до подобных успехов. Ее выпестовал Ольгерд, видел в ней важное политическое орудие, но в 1377 г. он расхворался. Претендентов на власть нашлось немало: брат и соправитель Кейстут, православные сыновья от первой жены Андрей, Дмитрий, Константин, Владимир, Федор, сыновья-язычники от второй жены Корибут, Скиргайло, Ягайло, Свидригайло, Минигайло, Лугвений. Наследственного права в Литве не существовало. Вокруг умирающего государя развернулась активная возня. Успеха в ней добились католики, уговорили Ольгерда окреститься по их обряду. А наследником он назвал не Кейстута или старших детей, передал власть любимчику Ягайле.

У других родственников это не вызвало радости, они засели в своих уделах, косо посматривали на нового государя. Опасались не зря. Советниками Ягайлы стали те же католики. Он объединился с братьями-язычниками и накинулся на братьев-православных. Литовское войско ворвалось в Киев, где правил Владимир Ольгердович. Его заковали в кандалы, а его владения Ягайло уступил союзнику Скиргайле. На очереди был Андрей, княживший в Полоцке. Но он бежал в Псков, попросил убежища.

Русские хорошо знали Андрея, не раз схватывались с ним на поле брани. Впрочем, знали и с хорошей стороны, как честного человека, великолепного военачальника. Псковичи считали, что он может быть очень полезным. Но за время правления Дмитрия Ивановича они поняли: не стоит отрываться от Москвы и играть в самостоятельность. Объяснили Андрею — мы тебя примем, если государь дозволит. Литовец съездил к великому князю, но и здесь удостоился самой ласковой встречи. Дмитрий не возражал, чтобы он княжил в Пскове, а Андрей Ольгердович целовал крест верно служить ему.

Наступление на православных в Литве государь не оставил без последствий. За единоверцев надо было заступиться — этого требовали и духовные убеждения, и политика. Зимой 1378/79 г. был организован поход к соседям. Возглавил рать Владимир Андреевич, а в помощь ему великий князь назначил Дмитрия Боброка-Волынского и Андрея Ольгердовича. Оба из Литвы, оба православные, оба предпочли служить Москве. Пусть это видит население, пусть видят другие князья.

Войско вступило на землю Стародубского княжества. Сопротивлявшихся литовцев побили, взяли Стародуб. А в Трубчевском княжестве очутился брат Андрея Дмитрий, отступивший от Ягайлы из собственного удела, Брянска. Он вообще не стал сражаться. Открыл ворота города, вышел с женой, детьми, боярами и объявил, что готов служить Дмитрию Ивановичу. И сразу же зашаталась вся восточная часть Литвы. Брянск, Новгород-Северский, Чернигов, Елец, «верховские» княжества на Оке — Новосильское, Оболенское, Одоевское выходили из повиновения Ягайле, выражали желание перейти под покровительство Москвы. Такова была земная, наглядная сила веры.

КУЛИКОВСКОЕ ПОКАЯНИЕ

Разгром Бегича потряс Орду. Мамай видел — он упустил время привести Русь к покорности. А великий князь в полной мере использовал предоставленную ему передышку, и запросто с ним уже не сладить. Властитель Орды постарался подбодрить своих воинов. Сколотил несколько отрядов из поредевшей вернувшейся рати и бросил их туда же, на многострадальную Рязанщину. Но там даже нечего было толком пограбить, все давно разорили. А что касается Москвы, Мамаю становилось ясно: карательных походов уже недостаточно. Русь требовалось завоевать заново, как это сделал Батый. Раздавить и парализовать ужасом еще на сотню лет. Он готовился почти два года. У Батыя под рукой были несметные силы — полчища монголов, их среднеазиатских, сибирских, китайских подданных. Мамай такими ресурсами не располагал. Ему самому приходилось озираться на ханов Сарая, как бы не ударили в спину. Благо у них началась война с Тохтамышем.

В другое время можно было неплохо сыграть, попытаться захватить Сарай. Но сейчас это отошло на второй план. Важнее представлялось разделаться с русскими, а потом и соперники никуда не денутся. Пока сарайские и сибирские татары бились друг с другом, Мамай формировал огромную армию. Генуэзские и ордынские толстосумы без ограничений ссужали деньги, уж они-то внакладе не останутся — получат невольников, места откупщиков, баскаков в порабощенной стране, сказочные концессии. Властитель ставил в строй всех подчиненных, вербовал черкесов, осетин, армян, греков.

Русские приноровились отбиваться от конницы сомкнутой и ощетинившейся копьями пехотой, но и Мамай позаботился обзавестись пехотой, лучшей в Европе! Корабли высаживали в черноморских портах контингенты генуэзских копейщиков, вымуштрованных, обученных действовать в плотном строю. Ордынский временщик учел и советы покойного Ивана Вельяминова: не спорить с Литвой за Русь, а громить ее вместе. Завязались пересылки с Вильно, и Ягайло чрезвычайно порадовался. Дмитрий принял сторону его православных братьев, отнял приграничные территории. А с татарами победа была обеспечена. Литовцы зауважают молодого государя, увидят в нем достойного преемника Ольгерда. Сговорились, согласовывали планы.

Грандиозные масштабы подготовки не могли остаться тайной, но Мамай и не старался скрывать их. Он собирал такое количество войск, чтобы раздавить русских наверняка. Если пронюхают, ничего страшного. Будут содрогаться и трепетать. И из Орды, и из Литвы стекались известия: на Русь надвигается нечто невиданное, чрезвычайное. Заметался Олег Рязанский. Он-то вообще попал меж трех огней — Мамай, Ягайло, но и москвичей князь никогда не считал «своими». Олег злился: Дмитрий похвалялся победой над Бегичем, а кому довелось расплачиваться? Рязани. Вот и доигрался сосед, раздразнил врагов. Но их рати снова пойдут через Рязанщину, что от нее останется?

Монгольский всадник

Князь не знал, как уберечь свой клочок земли. Лихорадочно пытался лавировать между противниками, посылал бояр в Орду и в Литву, выражал готовность быть их союзником. Но потихоньку, без огласки, присылал гонцов и к Дмитрию Ивановичу, сам же извещал его о замыслах Мамая и Ягайлы, клялся, что не выступит на их стороне. Но в Москву явились и послы самолично от Мамая. Предъявили ультиматум: русские должны изъявить покорность и платить «выход». Что ж, от побед государь не возгордился, он отдавал себе отчет: кровь дороже серебра. Он отвечал перед Богом за всех подданных — не безликих, а конкретных, живых. За тех, кто окружал его во дворце, приветствовал на улицах, населял деревеньки, мимо которых проносили его лошади.

Скажи слово «нет», и сколько судеб оборвется? Сколько сел и городов может слизнуть пожар войны? Скрепя сердце Дмитрий сказал «да». Он согласен платить. Как условились в свое время с Мамаем, так и отсчитает ему дань. Нет, куда там! Ордынского повелителя не устраивал подобный вариант. Он требовал «старинный выход», как при Узбеке. Сокрушающую, разорительную дань, да еще и внести долги за прошлые годы. По сути, он предъявил заведомо невыполнимые условия. Принять их — значило отдать все до нитки и тем не менее остаться в долгах. А за долги на Русь пришлют откупщиков, поведут людей на продажу. За долги надо будет уступить генуэзцам монополии, к которым они давно тянутся.