Читать книгу "Гонки на выживание - Хилари Норман"

Пятого мая 1946 года Даниэль отплыл из Марселя. В нагрудном кармане его нового костюма лежали официальные документы, рекомендательное письмо в ресторан в городе Йорквилле, штат Нью-Йорк, где ему было обещано место младшего повара, а также вполне приличная сумма, на которую можно было спокойно прожить до первой получки. В боковом кармашке его чемодана находились бриллианты его матери, сохраненные начальником лагеря и возвращенные Даниэлю через Мориса Вайнберга.

Он обрел законный статус и свободу. Единственной ложью, от которой ему так и не удалось избавиться, был возраст: пришлось придерживаться версии, что ему скоро девятнадцать. Если бы он назвал свой истинный возраст, по закону ему пришлось бы посещать в Америке среднюю школу, причем его скорее всего поместили бы в приют. А так, поскольку его метрика была безвозвратно утеряна, никто из живущих на земле людей не смог бы уличить его в обмане. Завтра Даниэлю исполнится девятнадцать. Пропавшие четыре года жизни вполне можно было списать на войну.

Онфлер, Франция. 1983 год

13

Дрожа от холода, Александра торопливо поднялась из-за стола и пошла закрывать окно. Ночные звуки исчезли за стеклом вместе с прохладным воздухом. Плечи и правая рука ныли, а ведь это было только самое начало работы. «Я еще даже не перешла к собственным воспоминаниям, я описываю историю других людей. Но Бобби все должна знать, если уж я хочу, чтобы она поняла».

Она подошла к кабинетному роялю, который был весь заставлен семейными фотографиями в кожаных и серебряных рамочках. Здесь были собраны практически все действующие лица той самой истории, которую Александра с таким трудом пыталась рассказать дочери. О, если бы только она нашла в себе мужество сделать это раньше, когда Бобби была еще здесь, с ней, в полной безопасности!

Александра улыбнулась, разглядывая пожелтевшую фотографию отца, Джона Крэйга, склонившегося над мольбертом в своей мастерской в Бостоне, и моментальный снимок матери, Люси, с растрепанными ветром черными волосами, сделанный в крошечном заднем дворике их дома в Корнуолле. Вот портрет Роберто Алессандро, ее бывшего свекра, до сих пор считавшегося главой семьи и пользовавшегося непререкаемым авторитетом. Ее взгляд скользнул по лицу Дэна Стоуна, снятого вместе с Андреасом у входа в ресторан Алессандро на Парк-авеню. А вот наконец и сама Бобби: последний снимок, отправленный ею с Манхэттена. Стоит на тротуаре возле городского дома Андреаса, высокая и тоненькая, волосы, стянутые в хвостик, полностью открывают нежное детское личико.

Александра нехотя вернулась к письменному столу, потерла усталые глаза и заставила себя вновь обратиться мыслью к прошлому. Если она хочет выжить в будущем, ей необходимо заново пережить случившееся когда-то, давным-давно. Как бы это ни было больно.

«Ты написала мне, Бобби, об узах крови. О новом взаимопонимании, связавшем тебя с отцом, о том, какую он испытал радость и облегчение, ведь он думал, что потерял тебя навсегда. Я, конечно, не хочу лишать его этого счастья, но в то же время не могу без содрогания думать о последствиях.

Когда я впервые встретила его и полюбила, я сразу поняла, что для Андреаса нет и никогда не было иного пути. Думаю, он с рождения был обуреваем жаждой скорости, стремлением к гонкам, мечтой, которую в нем подогревал отец, сам с детства увлеченный автоспортом, вопреки воле матери.

Я никогда не встречалась с матерью Андреаса, Анной; только теперь, когда уже слишком поздно, я могу ей посочувствовать. Все, что было связано с гоночными автомобилями, вызывало у нее ненависть и страх, но Роберто ничего не мог с собой поделать. Он перекачивал свои собственные неосуществленные мечты, свои навязчивые идеи, свою одержимость в жилы Андреаса, внушал ему любовь к стали, скорости и опасности с той же настойчивостью, с какой распространитель наркотиков накачивает дурманом новую жертву. Андреасу было всего девять лет, когда он научился водить трактор; ему исполнилось тринадцать, когда Роберто построил на ферме Пфиштер—Алессандро гоночную трассу в миниатюре. В 1948 году Роберто взял сына на Гран-при Швейцарии, первую в его жизни большую гонку. Три человека погибли в Берне в те выходные. Андреас, казалось, был в шоке, и Роберто даже подумал, что Анна, сама того не ведая, одержала верх. Но когда они вернулись домой, Андреас как ни в чем не бывало снова занялся тренировками. Анна проиграла.

У Андреаса бывали минуты сомнения. Ему нелегко было причинить такую страшную боль матери, в этом я не сомневаюсь. Но как бы ни были сильны его сомнения и колебания, своего решения он не изменил. В 1952 году, когда он уже было согласился ради Анны поступить в Женевский университет, они всей семьей отправились в деловую поездку в Милан. Роберто купил три билета на Гран-при Италии в Монце. Анна, разумеется, отказалась пойти, поэтому отец и сын отправились вдвоем.

Это было последнее искушение.

ЧАСТЬ II

14

Он взял отца за руку, закрыл глаза и погрузился в стоявший вокруг шум. Десятки тысяч голосов – орущих, хохочущих, сквернословящих, болтающих… Вавилонское смешение языков и диалектов. А внизу, в ремонтных боксах, – так называемый производственный шум: домкраты, монтировки, разводные ключи… и все это гремит, скрипит, стучит, клацает, лязгает… И моторы – разогревающиеся, пульсирующие, напоминающие звуки гигантского оркестра, настраивающегося перед спектаклем… Инструменты звучат сначала вразнобой, но постепенно все более слаженно, дружно, сосредоточенно сливаются в грандиозный рев.

Андреас открыл глаза. Сидевший рядом отец наблюдал за ним блестящими от возбуждения темными глазами.

– Нравится?

– Конечно, папа.

Роберто поднял полевой бинокль, оглядел стартовую площадку и передал бинокль Андреасу.

– Смотри! Сейчас будет дан старт. – Он вытащил хронометр и подался вперед. Лицо его горело азартом. Роберто начал отсчет:

– Пять. Четыре. Три. Два. Один.

Оглушительный взрыв моторов обрушился на Андреаса подобно удару мощного кулака. Он не мог оторвать глаз от группы лидеров, ушедших в отрыв на первом отрезке.

Гонщики наматывали круги на трассе, а Андреас душой и телом был рядом с ними, в удушающей жаре, сжигаемый своим собственным адреналином; рев толпы раздавался где-то за тысячу миль от него.

Роберто опять взял бинокль, на мгновение сфокусировал его на боксе «Мазератти», перевел дальше и вдруг замер. Его внимание привлекла фигура женщины на трибуне несколькими рядами ниже. Она поднялась со своего места. На ней было синее платье без рукавов, на голове белый шарф, скрывавший волосы. Казалось, она, как и все, смотрит на трассу, но вдруг она вскинула к лицу руки, сжатые в кулаки, и начала проталкиваться сквозь толпу зрителей, отчаянно пытаясь выбраться.

Роберто уронил бинокль к себе на колени. Андреас удивленно посмотрел на отца:

– Папа, с тобой все в порядке?