Читать книгу "Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева"

— Это само собой. Но может, нужны деньги?

— Даже не знаю. Пока вроде обхожусь, а потом… Спасибо, Лиз, тебе огромное.

— Лешка-то прислал чего-нибудь?

— Прислал, — вспомнила я. — Но деньги ушли на другое. У него тут свои неприятности. С квартирой.

— Да ты что?!

Лиза слушает напряженно, то ли очень сильно сочувствует, то ли нервничает. Чего бы ей нервничать? А ничего. На то и существуют страшные истории, чтобы люди не расслаблялись. Тренировали стрессоустойчивость…

В действительности самой стрессонеустойчивой в нашей компании оказалась Елена. Я застала ее в дальнем конце сада, с секатором в руках и глазами полными слез.

— Наташ, — жалобно пропищала племянница, — а с бабушкой… это очень страшно?

— Страшно, конечно. — Я соображаю, что Ленкина развязное поведение в машине лишь следствие ее глубокого потрясения. — Но ты не расстраивайся. Это лечится.

— А правда, что у бабушки это не в первый раз?

— Не в первый.

— А в первый раз было из-за чего?

Я пыталась действовать мягче, говорить общие слова, наводить расплывчатость. И так ясно, что стрессоустойчивость у Лены нулевая. В итоге у меня удачно получилось поменять тему разговора:

— А что ты тут делаешь?

— Да вот, малинник пропалываю. По-моему, некоторые кусты надо подвязать.

— Ну и подвяжи.

— Ладно. — Ленка вытерла глаза рукавом застиранной клетчатой рубашки.

Я поспешила оставить ее одну, а сама занялась клумбами. Мамин сад жил по принципу непрерывного цветения — как только одни растения начинали отцветать, тут же зацветали другие. Мне, хочешь не хочешь, надо было придерживаться этого принципа: после выхода из больницы маме необходимы положительные эмоции, и цветы, безусловно, могут стать их источником — клумбы с астрами, георгинами (доктор предупредил, что лечение продлится до августа), пестрые островки на зеленой лужайке…

К концу августа, наверное, решится вопрос с квартирой. Интересно, чья возьмет? Одолеет ли Глеб Лешкиного адвоката Сергея Юрьевича Капошко? Капошко — крепкий орешек. Под кипенно-белой рубашкой играют стальные мускулы, а весело поблескивающие белые зубы, кажется, на то и созданы, чтобы вцепиться в чье-нибудь горло. Вцепится и перегрызет, как бульдог.

Капошко бульдог. Глеб — спаниель. Черная с белыми вкраплениями масть, насмешливо-грустные глаза… И охотиться любит. В поединке спаниеля и бульдога победителем должен выйти непременно бульдог.

Вот и отгадка — проиграет Глеб, Лешка победит… Но с другой стороны, Глеб тоже может адвоката нанять. Возможно, уже и нанял. Какого-нибудь стаффордширского терьера.

— Девочки! Идите обедать, — донесся до меня Лизин голос.

Я машинально взглянула на часы — половина шестого. Однако клумбы не такое простое дело, как я предполагала. Это потому, что львиную долю работы выполняла обычно мама, a я лишь ассистировала.

Дом сиял, как в лучшие времена. Пахло свежестью, влажным деревом, ветер раздувал белые кружевные шторы, и, когда они, надуваясь как паруса, взлетали вверх, в окнах открывалось ярко-синее, подсвеченное вечерним солнцем небо. На террасе Лиза накрывала на стол. К обеду она поджарила курицу — румяные кусочки, переложенные дольками чеснока и ломтиками лимона, аппетитно смотрелись на пожелтевшем кузнецовском блюде. Лиза резала помидоры, сыр, зелень, разливала по стаканам гранатовый сок.

— Не хватает одуванчиков. — Я не смогла сдержать улыбку.

— А ты помнишь одуванчики? — удивилась Лиза.

— Конечно! Раньше ты без них не могла обходиться.

— Прекрасно могла! — Лиза скроила лукавую рожицу. — Просто я заметила, что одуванчики раздражают Инну Владимировну.

— Было дело, — согласилась я.

— А мне так хотелось ее позлить! Такой она была правильной, положительной, терпеливой…

— Булка с маслом и с изюмом! — подсказала Ленка. — Ты даешь, мам! Бабушка у нас совсем не такая!

— Что делать? — Лиза простодушно пожала плечами. — Теперь мне иногда кажется, что в молодости я вообще видела мир сквозь кривое зеркало.

— Брось ты! Все дело в том, что свекровь — особый случай. Редко у кого отношения складываются.

— Но объективно наши отношения должны были сложиться, — заметила Лиза серьезно. — Она не ревновала сына ко мне, а Лешка не воспитывал меня на примере мамочки. Знаешь, некоторые мужчины это любят!

— Как в том анекдоте, — подсказала Ленка.

— Вот именно.

— Расскажите анекдот.

— Рассказывай, — обратилась Лиза к дочери. — Ты в этом деле специалистка.

— Короче, одна фемина, — начала Ленка, — жалуется подруге, что муж достал ее разговорами про маму. «Это все потому, что он в тебе не видит женщину!» — объясняет френда. На следующий день тетка вырядилась в черное белье, черные чулки, черные длинные перчатки и в таком прикидоне поджидала мужа с работы. Он увидел ее, стреманулся и спрашивает: «Боже мой, почему ты вся в черном? Что-то с мамой?» — Ленка засмеялась. — Вот такой чувак, упертый по жизни!

— Нам не дано предугадать… — тихо произнесла Лиза. — Лен, поставь чайник. Я в последний момент вчерашние пирожные с собой прихватила.

— О, это круто! — обрадовалась племянница.

— И давай курицу ешь! Нельзя одними пирожными питаться!

— Хватит прессовать, мам, — поморщилась Ленка, и я вспомнила, что еще недавно в подобных случаях она употребляла другое выражение: не грузи.

Глава 9

В пирожных почти не было теста — орехи, шоколад и сливочный крем. Лиза отрезала себе половинку, а мы с Ленкой не удержались и съели по два каждая.

— Сегодня придется не ужинать, — пробормотала я, успокаивая нездоровую совесть.

— Ну чего ты переживаешь? — засмеялась Лиза. — На воздухе всегда хочется есть! А после обеда можно пройтись.

— Это без меня, — отрезала Ленка. — Я сейчас буду «Клон» смотреть.

— Посуду помой.

— А кто ее всегда моет?! Ты думаешь, Наташ, она хоть что-нибудь дома делает?! Да ни в жисть! Я должна и готовить, и убираться! Один раз курицу пожарила, и то мне придется вымыть посуду.

— Не заводись! Я много работаю.

— Ряботаю, — передразнила Ленка.

— Не хочешь — не мой. Придем с прогулки, сама помою. Пошли, Наташ!

Поверх открытого джинсового сарафана Лиза накинула темно-синий шерстяной жакет и вышла на улицу. В саду уже вовсю ощущался вечер. По усыпанной росинками траве скользили длинные лиловые тени, птицы смолкли, воздух застыл, словно тоже собирался уснуть. Дойдя до калитки, я почувствовала озноб. Пришлось идти домой за свитером.