Читать книгу "Дети солнца - Светлана Шишкова-Шипунова"

Уже после их отъезда по телевидению прошёл документальный фильм о Штази, и мелькнуло знакомое лицо Карла, только более молодого, чем мы знали его в Сочи. Голос за кадром назвал его двойным агентом, работавшим в разведке ФРГ на ГДР и Советский Союз. О Кларе не сказано было ни слова. И это хорошо, потому что она чаще бывает в булочной и в аптеке, её скорее узнают жители Бутово, Черкизово (или где там они живут теперь), которым случайно попадётся на глаза эта передача.

Сочи и сочинцы

Искатели золота

— Что эти люди здесь делают?

Двое мужчин – совсем молодой и постарше (возможно, отец и сын) бродят по пляжу в высоких резиновых сапогах и брезентовых брюках, тычут перед собой длинными шестами, разгребают нанесённый штормом мусор.

— Что они там ищут?

— Как, ты разве не знаешь?

Мы стоим на набережной и смотрим вниз, на пляж. Осень, холодно, утро после шторма. Там, где летом стояли лежаки и загорали отдыхающие, теперь горы брёвнышек, веток, намытой гальки, мусора. Мы наблюдаем за этими двумя вот уже полчаса, не специально, а так, просто. Дышим. Воздух после шторма хороший, резко пахнет йодом и водорослями. Говорят, это полезно – дышать йодом.

За полчаса они ничего не нашли.

— Разве там что‑нибудь есть?

— Если бы не было, они бы не искали. Какой смысл?

Тот, что помоложе, наклоняется, что‑то поднимает и, даже не рассмотрев, кладёт в карман.

— Видала?

— Ну да. И что это было?

— Не знаю. Может, серьга. А может, кольцо или цепочка.

— Я однажды тоже кольцо потеряла, когда в море купалась. А знаешь, почему? Я тебе не рассказывала? Ой… У меня такой роман был с одним отдыхающим… Похудела страшно, оно и соскользнуло. А этот мужик, с которым я… он говорит: я тебе другое куплю.

— И что, купил?

— Нет. Уехал и все.

— Да, видишь, как… Соскользнуло твоё колечко и упало на дно. И лежало себе до осени. А осенью – шторм, его и выбросило, пришли такие вот дяди и нашли. Знаешь, сколько людей тут бывает за сезон?

— Представляешь, уехал и даже не позвонил больше никогда.

Кордон Умпырь

В дебрях Кавказского биосферного заповедника разбросаны егерские кордоны, у каждого – своё название: кордон Лаура, кордон Пслух или вот ещё — кордон Умпырь.

На Умпыре – большая поляна на берегу горной речки, на поляне две деревянные избы, и живут две семьи, в обеих дети, по двое маленьких. Утром мужчины садятся на лошадей и объезжают окрестности: не сломаны ли где ценные деревья, не подстрелил ли кто медведя или серну, не повреждён ли бурным водным потоком бревенчатый мост…

Женщины на хозяйстве. Хозяйство у них натуральное – куры, коровы, поросята (поросята – пятнистые, значит, домашняя свинья с диким кабаном погуляла). Дети целыми днями на воздухе, румяные, крепенькие. А воздух тут… Во времена Союза именно в этих местах делали так называемый «забор» эталонного воздуха. Спать ложатся рано, как стемнеет, света у них нет, а ночь непроглядная, если только луна не светит.

— Не страшно вам? — туристы спрашивают.

— Нет, хорошо. А кого бояться?

— Ну, зубров…

— Э… Их, знаете, сколько осталось?

— А не скучно?

— Нет, нормально. С хозяйством скучать некогда.

— Ну, а телевизор, радио, газеты?

— Да это все нам ещё в городе надоело.

Оказывается, они всего два года тут, на Умпыре. Сами попросились. А раньше внизу жили, в городе. Между прочим, с образованием все четверо.

Педикюрша

Зовут её Вера. Худенькая, маленькая блондинка с большими глазами, улыбчивая и говорливая. Целый день она сидит на низкой скамеечке перед двумя металлическими раковинами для ног, встроенными в деревянный подиум и чистит, скоблит, разминает, массирует пятки клиенток. Клиентки восседают на стульях, по две сразу; пока Вера занимается одной, другая распаривает свои ноги. На педикюре женщины чувствуют себя королевами, важно подают ногу маленькой Вере, сидят, откинувшись на спинку стула, смотрят рассеянно в окно, подоконник уставлен цветами в горшках, за окном гуляют отдыхающие в шортах и цветных юбках нараспашку, а они сидят, прислушиваясь к щекочущим Вериным движениям, и балдеют.

У Веры своя многолетняя клиентура. К ней ходят только по записи, иначе – сиди и жди, и вряд ли дождёшься. Во–первых, местные, сочинские. Эти выручают зимой, в межсезонье. Во–вторых, отдыхающие из соседних гостиниц «Приморская» и «Ленинград», иногда даже из «Жемчужины», хотя она дальше, забредают, гуляя, именно к Вере. В сезон Вера работает без выходных и каждый день, с 8 до 8. «Как проклятая». Отпуск она тоже не берет, боясь потерять лишний день и лишний десяток клиенток. Так и сидит все лето, уткнувшись в чужие пятки, и чистит, скоблит, полирует до блеска. И без умолку болтает.

— Ну, как там море сегодня? – спрашивает Вера у очередной клиентки. – Сколько градусов вода? Купались? А я этим летом ещё не окунулась ни разу.

— Как? – удивляется клиентка, москвичка. – Живёте в Сочи и не купаетесь в море?

— А вы в Третьяковской галерее часто бываете? – спрашивает Вера. – Если я на море начну ходить, кто ж деньги зарабатывать будет?

Вера живёт одна с сыном. Она политически подкована, знает, что к чему, и рассуждает – о действиях президента, о дебатах в Думе и о внешней политике. Она всегда знает, когда президент приезжает на отдых в Сочи, в раскрытое окно парикмахерской доносятся с Курортного проспекта звуки сирен и усиленные динамиком голоса: «Принять вправо, остановиться!». Это значит, идёт кортеж с президентом, называется «спецпроезд».

— О! – говорит Вера, неистово скобля пятку. – Прибыл. Теперь жди, что погода испортится.

— Почему это? – пугается клиентка с Севера.

— А так, — говорит Вера со знанием дела. – Как только он приезжает, сразу погода портится – дождь, шторм.

Вера знает также обо всём, что происходит неподалёку от парикмахерской, в Зимнем театре.

— Это вы на закрытие «Кинотавра» сегодня идёте? – спрашивает она у клиентки из местных (артистки приезжают на кинофестиваль с почищенными в Москве пятками). – Ну, и что там? Кому Гран–при в этом году дадут, не слыхали?

— Не знаю, — пожимает плечами клиентка, которая конкурсных фильмов не видела ни одного. У неё муж начальник, она бывает исключительно на банкетах открытия и закрытия. – Наверное, «Сибирскому цирюльнику»?

— Ну, что вы! – возражает осведомлённая Вера. – Никита Сергеевич идёт вне конкурса! Ему наш «Кинотавр» — тьфу! Ему Канны подавай.

Педикюр стоит у Веры 100 рублей. Постоянные клиентки платят чуть больше, кто – 120, а кто и 150. Вера берет деньги молча, не глядя, и, не давая себе ни минуты отдыха, пересаживает клиентку с размокшими ногами к себе поближе, а на её место, быстро вычистив и ополоснув раковину, зовёт отмокать следующую.